Загадочная петля. Тайна последних дней Сергея Есенина. Александр Васильевич Маслов
Читать онлайн книгу.
Есенина. Вот стихотворение 1914 года:
Все встречаю, все приемлю,
Рад и счастлив душу вынуть.
Я пришел на эту землю,
Чтоб скорей ее покинуть.
Он еще далек от светских салонов, имажинистов, трагических любовных переживаний. Он не так давно перебрался из провинции в центр, но уже в 1916 году в Царском Селе читает именно эти стихи Н. Гумилеву и А. Ахматовой, вероятно полагая, что они лучше всего выражают его кредо.
Но, может быть, это только некое «поэтическое позерство», желание подчеркнуть философскую глубину своего стиха? Но нет, эта тема повторяется многократно, в разных вариантах, в разных измерениях, как в прямом, так и завуалированно-символическом смысле, причем последний проявляется все больше после его знакомства с имажинистами. Болезненная тоска по неизбывности жизни и примат самоцельного образа должны обернуться, следуя имажинистам, неким новым формосмыслом, близким к надрыву. Об этом и говорит Декларация имажинизма: «Искусство, построенное на содержании… должно было погибнуть от истерики».
Отчаяние в его строках и высказываниях нарастает в 1921–1922 годах, именно тогда его молодая бесшабашность жизни внезапно оборачивается тяжкими переживаниями и ударами судьбы, его философско-тоскливые рефлексии о «радости над умираньем» (1918) постепенно превращаются в уверенность, что «может быть, и скоро мне в дорогу бренные пожитки собирать» (1924), и все вокруг предвещает ему гибель: «И березы в белом плачут по лесам. Кто погиб здесь? Умер? Уж не я ли сам?» (1925). Психологически он уже готов уйти.
Смерть пережита им многократно, пройдена в чувствах, строфах. Она для него приемлема и даже логична не только как разрешение внутреннего конфликта, но и как прозрение, как скорейшее завершение безумной жизненной игры. И это действительно – единственно возможное завершение озарения, которое, как ему кажется, он прочувствовал: «И прозревшие вежды закрывает одна лишь смерть…»
Смерть для него становится мерилом самого ценного: «Синий свет, свет такой синий! В эту синь даже умереть не жаль» («Исповедь хулигана», 1920). И вот появляется «Черный человек», где тема абсолютной опустошенности, краха доведена до болезненного предела: «Друг мой, друг мой, я очень и очень болен…»
Но нам могут резонно возразить – не всякий человек, который размышляет о смерти, обязательно должен покончить жизнь самоубийством. В конце концов, возможно в ряде случае это просто поэтический прием, дабы, например, подчеркнуть конечность бытия как такового и выделить мимолетность жизни по сравнению с вечностью и безвозвратностью смерти.
Однако судебно-медицинская практика показывает, что нарастание суицидальных наклонностей происходит постепенно, причем они могут заметно усиливаться в разные периоды, например, под воздействием сильного нервного стресса, алкогольного опьянения, боязни собственной творческой несостоятельности и многого другого. Еще раз повторим, что суицидальные наклонности не обязательно