Город был разным. Один не то, чтобы любил Карпова, – скорее, терпел, другой – тихо ненавидел. Причем, ненавидел, отторгал мэра именно тот город, в котором он родился, где научился жизни и умению эту жизнь себе подчинять. Окраины были головной болью Игоря Павловича. Это в центре, на широких богатых проспектах удавалось высаживать клумбы, благоустраивать парки, наводить порядок в подъездах. Здесь открывались новые шикарные магазины, сюда нахраписто валил инвестор (взять того же Гусейнова), а там, на самом выезде в степь, откуда до ближайшей автобусной остановки – топать и топать, там жизнь шла своя, Карпову неподвластная. На выцветших зеленых заборах там по-прежнему радовали авторский глаз надписи типа «Машка – дура», и никого не волновало уже, что Машка эта давно замуж вышла, детей нарожала и муж ее умер от цирроза печени. Так же пахло мышами в маленьких местных магазинчиках. Так же никакой «Зелентрест» не обрезал крону здешних деревьев, они годами бесхозно росли, медленно и коряво, и в одном из них, как в детстве, можно было узнать оленя с ветвистыми рогами, в другом – целого слона с хоботом, а в каком-нибудь еще – обязательно Славку Логинова с его обаятельным носом-картошкой. Так же пахло здесь томящимся в печи углем, квашеной капустой и прелой листвой.