– «Страна никому не принадлежит», – прочитал губернатор. – Вы уверены?

      Разговор шел в кабинете.

      – Совершенно уверен!

      – Как вы можете быть уверены в том, что идет вразрез общепринятому мнению? Ведь это же будет читаться канцлером.

      – Вот именно, ваше превосходительство, вопреки общепринятому мнению я и обязан был написать это, чтобы прочитал канцлер… Хотя бы ему и неприятно было, но ведь истина…

      – Вы моряк, а не политик, – полушутя ответил Муравьев и вписал своей рукой: «видимо». Получилось: «Страна, видимо, никому не принадлежит». – Зачем вам лезть на рожон и брать на себя ответственность! Принадлежит она или нет – это, скажут, в лучшем случае, спорный вопрос и, скажут, не ваше дело. Наше дело – представить факты правительству.

      Теперь уже Невельской был не неизвестным офицером, мечтавшим совершить открытие. Он – капитан, в рекордно короткий срок сделавший переход вокруг света. За плечами у него важнейшая опись. Радость и восторг губернатора давали ему право говорить совершенно откровенно и попросту и хотя бы в первый день встречи чувствовать себя с ним на равной ноге.

      – Николай Николаевич! Пусть государь узнает истину!

      – Какое это имеет значение. Не в этом суть. Да и сказал вам как-то граф Василий Алексеевич, что вы не о двух головах, и я тоже скажу. Да нам с вами и без этого достанется. – Муравьев рассказал об экспедиции Ахтэ.

      – Тем более необходима была мне инструкция в лимане, – ответил Невельской. – Ведь могут подойти формально, обвинить меня…

      – Это я беру на себя, Геннадий Иванович. Даже если бы и узнали, где вы получили инструкцию. Я берусь защитить вас.

      – Николай Николаевич, ведь мы исследование скомкали.

      – Геннадий Иванович, вы и так произвели все отлично, превзошли все ожидания.

      – Нет. Мы еще, не дай бог, спохватимся когда-нибудь. Если говорить начистоту, мы далеко не выполнили своей задачи. Будь инструкция, мы представили бы сведения, уничтожающие все цели экспедиции Ахтэ.

      Муравьев рассказал про путешествие англичанина Хилля.

      – Однажды утром в приемной вижу иностранца. Я принял его, обласкал, как мог, пригласил к обеду и просил бывать у меня. Моему предшественнику он принес бумагу, подписанную графом Нессельроде, с предписанием губернатору Восточной Сибири оказывать английскому подданному Хиллю возможное содействие. Не генерал-губернатору прислали бумагу, а англичанину, в пакете Министерства иностранных дел, в Иркутск на почту… Мой дорогой Геннадий Иванович, это похуже, чем неприсылка инструкции! Надо сказать, что Хилль держал себя очень хорошо, был принят во всех домах. С ним сдружился цвет нашего общества. Он давал уроки английского языка в семьях ссыльных. Один иркутянин, полуфранцуз, он давно живет там, сошелся с ним