Наконец лед на Лене окреп.

      Муравьевы уезжали. За последние дни до губернатора дошли новые неприятные слухи. Он получил письма из Иркутска от Зарина, который прямо ничего не сообщал. Но, читая между строк, можно было догадаться об опасности. «Так это или не так, домысел ли это мой или реальная неприятность – узнаем в Иркутске», – полагал Муравьев. Пока что надо было набраться терпения, чтобы опять не мучиться сомнениями всю дорогу, весь этот дальний путь по суровой ледяной реке при леденящих морозах. Правда, возки очень удобные, они походят на маленькие домики с застекленными окнами, в каждом маленькая печка…

      На прощание губернатор сказал Невельскому, что многое будет зависеть от дел, как они решатся в Иркутске, и что только там он начнет составлять доклад императору и тогда снова вернется ко всем соображениям, которые высказывал капитан.

      – Ну а вы следом! – сказал он, поцеловавши капитана.

      В его расчеты не входило ни огорчать Невельского, ни брать его с собой. Под предлогом, что нет коней, он решил задержать и капитана, и всех его офицеров в Иркутске, чтобы, явившись в Иркутск, подать новости в Петербург из своих рук.

      Муравьев никогда и никому не верил. Неизвестно, что ждало его в Иркутске, какой клубок неприятностей свит там за время его отсутствия.

      «Я должен сам все видеть и сам все сделать, – сказал он себе. – И тогда милости просим, господа честные, жду вас в Иркутске».

      Губернатор уехал. Через две недели, изучивши якутские архивы и наслушавшись рассказов якутских обывателей, вычертив карты начисто, побывав на местных балах и научившись плясать знаменитую сибирскую «восьмерку», Невельской с офицерами также пустился в дальний путь по замерзшей Лене.

      Часть вторая. Иркутск

      Мне стоит забыться мечтой —