Преступление и наказание в России раннего Нового времени. Нэнси Шилдс Коллманн
Читать онлайн книгу.
По мере того как суд накапливал документы по делу, они склеивались вместе в длинные столбцы, которые Олеарий описал так: «Для этой цели они разрезают поперек целые листы бумаги, приклеивают потом полосы друг к другу и свертывают в свитки. Иной из свитков длиною в 20, 30, даже 60 и более локтей. В канцеляриях можно видеть весьма много их, грудами сложенных друг над другом». Сэмюэль Коллинс шутил по поводу этого неудобного формата: «Русские истребляют множество бумаги: они излагают дела свои так же пространно, как наши писаря, пишут на длинных свертках»[131]. Формуляр основных видов документов, так же как и практика приказной работы в целом, установился в XVI веке[132]. Язык официального делопроизводства был стандартизирован в форме канцелярского языка, близкого к современному разговорному русскому. К XVII веку стандартом рукописного письма стала скоропись; использовавшиеся условные сокращения были сложными, но применялись постоянно. Орфография и пунктуация варьировались, как и в европейском книгопечатании того времени. Процедуры подбора, вычитки, одобрения и записи документов окончательно оформились к середине XVII века. Одинаковые разновидности документов бытовали на всей территории России от Белгорода до Сибири, на протяжении десятилетий сохраняя свою форму и язык, что говорит о замечательном уровне централизации бюрократии.
Третья стратегия, обеспечивающая непрофессиональных судей знаниями и навыками работы с законами, заключалась в том, чтобы особое внимание уделялось обеспечению достоверности документов. Специалисты по исторической социологии указывают на решающую роль делопроизводства в государственном строительстве раннего Нового времени; Энтони Гидденс называет подобные практики «надзором» (surveillance), имея в виду систематический учет на бумаге людских и материальных ресурсов[133]. Московские законы с конца XV века тоже уделяли особое внимание достоверности юридических документов. Судебник 1497 года оговаривал необходимость скреплять грамоты печатью судей и заверять их подписями дьяков и, кроме того, регулировал составление документов о холопстве. В Судебнике 1550 года также делается упор на пошлинах, печатях, подписях, а еще обозначены некоторые новые перспективы. Так, вводится тюремное заключение и телесные наказания для подьячих, допускавших злоупотребления при составлении документов. Судебник развивал нормы предыдущего свода о регистрации кабал на холопство, устанавливал статьи о конфиденциальности судебных показаний, достаточно детально рассматривал подготовку судебного протокола подьячими, включая утверждение и подпись документа дьяками. В 1570-х годах наемник-военный Генрих фон Штаден оставил свидетельство о некоторых из подобных процедур, отметив то, как писцы защищают документы от подделки и копирования, заверяя их подписями на обеих сторонах листа, особенно по местам склейки[134].
Судебник 1550 года также ввел важный запрет на делопроизводственную работу на дому. Этот запрет в дальнейшем не раз подтверждали,
Судебник 1550 г. описывает составление и подтверждение документов; обширная десятая глава Сборного уложения расширяет эту тему и угрожает суровыми наказаниями за неправильное составление документов: Судебник 1550 г. Ст. 28: РЗ. Т. II. С. 101–102; Соборное уложение. Гл. 10, ст. 11–13, 22, 128–129, 246–253: РЗ. Т. III. С. 103–105, 119, 144–146.
Подпись и печать: Судебник 1497 г. Ст. 15–18, 22–26, 40: РЗ. Т. II. С. 56–57, 59. Документы о холопстве: Судебник 1497 г. Ст. 18, 42, 66: РЗ. Т. II. С. 56, 59–60, 62. Судебник 1550 г. Ст. 4–5, 28–9, 76–80: РЗ. Т. II. С. 97, 102, 115–116.