Таблетка. Герман Садулаев
Читать онлайн книгу.
с комбината и получаю в бухгалтерии расчёт. Это не очень толстая пачка мятых маслянистых рублей, щегольские зелёные трёшки и даже несколько хрустящих новеньких синих пятирублёвок. А ещё никелевые и медные монеты: расчёт точный, до копеечки!
В тот день я возвращался домой серьёзный и гордый. Я стал взрослым, стал мужчиной в день, когда шёл домой с работы, ощупывая в кармане деньги, впервые заработанные мной. Это была инициация, как в племени охотников, где мальчик становится мужчиной, свернув голову своей первой добыче в лесу и принеся её к костру своей семьи.
Ничего подобного я не ощутил позже, несколькими годами позже, когда впервые погрузил свой яшмовый корень в тряскую и хлюпкую расщелину, жадно сомкнувшуюся по краям, как алый бутон плотоядного тропического цветка смыкается, запирая попавшее в ловушку насекомое. Ничего подобного, только мерзость и опустошение. Когда за тридцать секунд и несколько фрикций расстрелял весь боезапас по бездонной прорве, отправил невозвратную космическую экспедицию за алым цветочком в чёрную дыру, я не ощутил ни причащения к новой жизни, ни вхождения в удивительный и полный возможностей и наслаждений мир. Только мерзость и опустошение. Только животный стыд.
Потому что мужчиной и взрослым я стал раньше, тогда, когда получил деньги за свой тяжёлый труд и принёс их в семью.
Я принёс деньги и отдал матери. Все бумажные деньги; только медные и никелевые монеты я оставил в своём кармане. Денег хватило бы на покупку велосипеда, даже с лишком. Я давно выбрал велосипед и уже не раз показывал его маме. Это был «Аист» с синей рамой, он стоял в секции спорттоваров на первом этаже центрального универмага.
Назавтра мама зашла ко мне в комнату, стала беспорядочно расставлять мои книги, стоящие корка к корке в алфавитном порядке, протирать несуществующую пыль на блестящей лакированной поверхности шкафа и напряжённо молчать, пряча глаза.
«Ma?..» – спросил я.
Я не стал кричать, не стал плакать, не стал биться на полу в истерике, когда узнал, что велосипеда мне не купят: итальянские демисезонные сапоги для моей старшей сестры, с рук, большая удача, и размер подходит, а денег не хватало. Я ведь люблю свою сестру?
Я не очень расстроился и даже не удивился. Я был уже взрослым, был мужчиной и теперь понимал, что это и есть мужская жизнь. Тяжело работать за деньги, которые будут потрачены не тобой и не на тебя. Тяжело работать, чтобы получить деньги и отдать их женщинам. This is a burden of a man, white or black, doesn't matter.[21]
Я только отказался от еды и не разговаривал ни с кем из домашних три дня. Я сидел в своей комнате и смотрел на горку мелочи: копеек шестьдесят или семьдесят – всё, что осталось мне от денег, заработанных за лето.
Потом юность, одноклассники, женихи – в костюмах «Адидас», варёных джинсах, «бананах». Я – большой, нескладный, прыщавый, да ещё и одет во все самое серое, немодное, дешёвое. Отец получил бесплатно моток какой-то технической ткани и везёт меня в ателье: сшить одежду, костюм, чтобы я выглядел
Это бремя человека (мужчины), неважно, белый он или чёрный