– Я пыталась пойти вприсядку, но у меня же колено, вы же знаете. Ничего не вышло – упала я.

      – Вот видите! Не нужно никому угождать.

      – Я в детстве пыталась сплясать казахский танец: и тоже упала. Причем в костюме зайца, который мне был мал.

      Рая наконец хихикнула:

      – А сегодня вы тоже плясали в костюме зайца?

      – Сегодня нет: не успела сшить к их приходу.

      Рая задумалась.

      Потом вдруг говорит:

      – Я тоже общаюсь с русскими. Консьержками. Но говорить мне с ними не о чем: так, ерунда, сплетни о жильцах. Скучно мне с ними…

      – А с киргизами весело?

      Рая внезапно говорит:

      – Тоже не бог весть что.

      – Так какая тогда разница?

      – Зато свои (говорит).

      Вот такой разговор: и при этом она совсем не националистка.

      Просто абсурдистка.

      Мраморные евреи

      …Какая-то питерская тетка возмутилась наготой Давида.

      Типа че он стоит весь голый, и вапще.

      Мама говорит:

      – Ну лучше, чем памятник Жириновскому. Даже и одетому.

      Тут зашла Бабыра, и мама прямо и без обиняков спросила ее, кто ей больше нравится: голый Давид или одетый Жириновский?

      Бабыра сказала:

      – Так они же оба – евреи?

      Мама сказала:

      – Типа какая разница?

      – Ну да (отозвалась Бабыра, которая не знает, кто такой Давид).

      – Один из этих евреев – красавец хоть куда. Тем более он мраморный.

      – Мраморный еврей? (спросила Бабыра, которая даже не антисемитка).

      – Еще какой мраморный! (сказала мама). Так хорош, что сердце тает…

      Бабыра покраснела и говорит:

      – Я даже своего мужа ни разу голым не видела. Не то что каких-то там евреев, хотя бы и мраморных. А ты бы, Нель, постыдилась в своем возрасте ахать при виде голых мущин.

      Мама буквально покатилась, чуть со стула не рухнула, а Бабыра в который раз обиделась и ушла.

      Мама продолжает страшно хохотать и кричит, что представляет Бабыриного супруга в Пушкинском музее или на улице во Флоренции.

      Разговоры с мамой

      Я как-то прочитала, что, мол, у двух процентов занимающихся сексом «вообще нет никаких ощущений».

      На что мама (покраснев) сказала:

      – Они что, в ходе, так сказать, эксперимента изнасиловали сто человек и двое из них ничего не заметили?

      Котят ли русские

      На мой невинный возглас – Котят ли русские? – консьержка Оля неожиданно выкрикнула:

      – Котят! Только русские и котят.

      – А другие – не котят?

      – А другие – хотят.

      Вы чёнить поняли? Даже мама ничего не поняла. Говорит:

      – Наверно, она имела в виду, что русские любят котят. А другие не любят, потому что хотят войны.