Чернила вечера вливались в квадраты окон. Они лежали, лицами вверх, с закрытыми глазами. Не спали. Слушали друг друга. Как кровь встает и опадает в них, как омывает собой их будущую смерть. А они – жили.

      – Степушка… – Мария открыла глаза и осторожно спустила ноги с кровати. – Степка, там же обед… И тебе же скоро – идти…

      – Идти, идти, – пробормотал он.

      Встал нехотя.

      Она погладила глазами его, голого.

      Встала, тоже голая, рядом с ним.

      Они оба отражались в зеркале.

      – Мы же с тобой не пара, – печально сказала она.

      – Не пара, – откликнулся он. – Не в этом дело.

      Одевались, отвернувшись друг от друга.

      Потом пошли на кухню, Мария расставила на столе тарелки-чашки, поставила на огонь чайник, и они ели холодное мясо с холодной картошкой и пили горячий чай.

      – Все у тебя хорошо? – спросила Мария.

      Беспокойство он причинял ей, и всегда она волновалась за него. Как за сына.

      Беспечная улыбка покривила губы Степана. Он сиял здоровьем, радостью, мощью молодого тела и светлыми, как хрусталь, сумасшедшими глазами.

      – А ты как думаешь? – весело спросил он.