Мать сама впустила его, поцеловала.

      – Проходи, милый. Как ты?

      – Вот, был сегодня в фитнес-центре, купил тебе целебный чай с горными травами. С Тибета.

      Она взяла коробку.

      – Прямые поставки из Шамбалы? Ну, пойдем попробуем.

      Углы кухни тонули в сумерках (умбра и темно-коричневый, Рембрандт), а на столе уютно горела лампа. Свет словно сознательно выбрал несколько предметов, чтобы сосредоточить на них внимание зрителя, – книга, очки, шаль с крупно вывязанным узором.

      – Хочешь, люстру включу, – предложила мать.

      – Не нужно, так хорошо. Где Ксюша?

      – Спит уже. Мы сегодня часа четыре гуляли, в саду и на Марсовом. Зашли на выставку. Я ничего, а ее сморило. Старость все-таки отнимает у человека несравнимо больше, чем дает. Самый гениальный старик, Лев Толстой или Гете, и то становился в тягость окружающим и самому себе. В Спарте совершенно правильно сбрасывали стариков в ущелье.

      – Я тебе предлагал, давай новую домработницу подыщем, помоложе.

      Мать включила чайник, достала чашки из буфета.

      – А Ксюшу куда? Мы-то не в Спарте.

      – С Ксюшей будете гулять, играть в карты, а экономку возьмем для домашней работы.

      – Много тут домашней работы, у двух старух. Друг другу надоели, а еще будет какая-то молодая вертеться…

      – Ну возьмем приходящую, на пару часов в день. Или, хочешь, буду к вам присылать свою Франсуазу. Пойду на такую жертву.

      Она покачала головой.

      – Не люблю я твою Франсуазу… Льстивая безграмотная баба. Доносчица. Все что-то высматривает, выспрашивает. Одно достоинство – готовит хорошо.

      – Нина Ивановна – собрание разнообразных достоинств, – возразил Георгий.

      – Тебе виднее. Но я бы ей не доверяла. Продаст за три серебреника.

      Она распечатала упаковку, понюхала чай.

      – Пахнет сушеной ромашкой. И сколько отдал?..

      Он нагнулся, поцеловал ее влажный висок. Взял со стола книгу.

      – Что ты читаешь? Пушкина?

      – Да, Пушкина… Чудовищная вещь – «Станционный смотритель». Невозможно понять, каким образом из этой банальнейшей истории можно было сделать лестницу одновременно и в ад, и в небо. Такая правда, такая глубина… Метафизическая, хоть я и не люблю этого слова. А ты выпил.

      – Выпил. Ужинал с бывшим тестем.

      При упоминании о Павле мать сделала подчеркнуто равнодушное лицо.

      – Ну и как он? Не женился еще на молодой?.. Да, я же тебе не рассказала новость. Мне