Шадрак еле удержался, чтобы не сопроводить согласным кивком каждую фразу. «Наконец! – думалось ему. – Наконец кто-то написал разумное слово! Может, и читающая публика в чувство придет…»

      – Возмутительно! – дрожащим голосом объявил Пьедмонт.

      Шадрак оторвался от статьи и обнаружил, что весь кабинет министров столпился позади его кресла, читая через плечо.

      – Что мы выигрываем? – продолжал Пьедмонт. – Абсурдный вопрос! Чего еще ждать от штафирок!

      – Заметим, авторы даже не упомянули, как эта самая пограничная политика много месяцев их защищала, – фыркнул Миддлс. И покачал головой. – Вот вам, господа, лишнее подтверждение, как нам следует дорожить нашей системой покупки парламентских мест. Только представить, что такая вот чернь получила бы право голоса!

      – Как бы то ни было, многие среди вышеупомянутой черни умеют читать и делают это исправно, – заметил Бродгёрдл. – И коль скоро эта статейка выйдет уже неминуемо, думаю, нам следует ответить без промедления.

      Его голос звучал спокойно. Он, несомненно, уже придумал, как разобраться с проблемой.

      – Ответ? – воскликнул Пьедмонт. – С какой стати подобное заслуживает ответа?

      – А я думаю, заслуживает. И кто сделает это лучше, чем наш министр по связям с сопредельными эпохами?

      Шадрак окончательно оторвался от статьи.

      – Я… – начал он. – Полагаю, я не лучшая кандидатура…

      На лице Бродгёрдла зародилась улыбка, живо напомнившая Шадраку оскал: вот-вот цапнет! Сразу вспомнилось все, что предпринял этот человек, загоняя картографа в нынешний угол. Бродгёрдл ведь разнюхал, что в доме Шадрака укрывались сразу два иностранца, обладатели поддельных документов – Теодор Константин Теккари и миссис Сизаль Клэй, – и пригрозил депортировать обоих. Дознался он и о проникновении Софии под фальшивым предлогом в нигилизмийский архив и посулил известить архивистов, чтобы они могли подать в суд за обман. Таким образом, все Шадраковы домочадцы оказались в полной власти безжалостного премьера. Стоит ослушаться Бродгёрдла – и всем придется несладко.

      Чувство безвыходности стало привычным, но от этого справляться с ним было нисколько не легче. Выбора не оставалось – приходилось работать военным картологом, трудиться ради войны, которую ненавидел. Хочешь не хочешь – поддерживай политику, которую считаешь дискриминационной, незаконной и опрометчивой. Деваться некуда – садись писать язвительный ответ на передовицу, в которой, если по совести, готов подписаться под каждым словом…

      3 августа 1892 года, 16 часов 40 минут

      – Перечитай последнюю часть, Шадрак, – хмуро попросил Майлз. – С момента прибытия в Грушевый!

      Шадрак посмотрел на остальных, собравшихся