Решения нет. От этого зябко, провально и темно. Продолжаю что-то делать, покупать принадлежности для больницы и операции – какие-то пластыри нужного размера, эластичные бинты и одноразовые шапочки, и что-то еще. И вроде все ведет туда, а я в тихом смятении думаю – ну вдруг… так деловито и пойду, и настанет ясность?

      Знаки… Хоть бы знак какой-то. Нет ничего, слушаю сильно, всматриваюсь во все. Или нет, или не мне, или с приемной антенной что-то.

      Поддержка есть. Она разная. От жизненно необходимых сейчас денег, до тихого ободряющего «Ты справишься, ты знаешь, что делать и куда идти» от нечастых теперь моих гостей.

      Деньги… Они требуются сейчас, и потребуются еще, но откуда возьмется гигантская для нас сегодня сумма на мое лечение, даже не думается. Деньги растворяются в этих обследованиях-процедурах-анализах. А еще надо правильно есть, правильно думать и по возможности быть в нужном состоянии духа.

      От родственников безо всякой обусловленности приходит посильная помощь – «на операцию», «на жизнь». Появляется друг моей Ляльки и просто так оставляет конверт с суммой, не спрашивая и не обсуждая моих действий. И на искреннюю мою благодарность скупо отвечает: «Это ерунда. Береги себя».

      И чувствуешь легкость от того, что не надо ничего объяснять про то, что было и будет, и что бесплатная медицина конечно есть, но не в этом случае. И почему так получилось, что сегодня эта хрень привалила сразу вслед за полным финансовым провалом, и мы оказались тотально несостоятельными… Ничего не надо с теми, кто просто пришел и сделал. И это даже не мой друг, не тот, с кем пуд соли и чего-то там.

      Есть и мои, их раз-два и обчелся, но они всегда рядом и, сдерживая свои тревожности, тоже просто делают. Что? Жизнь.

      Есть Лялькин молодой человек – уже совсем наш родной, настолько восприимчивый и чувствующий чужую боль, что первое время после диагноза даже появиться у меня не мог – боялся своим состоянием все усугубить. Был рядом, когда моей Ляльке пришлось справляться с нахлынувшим всем – простой опорой, нерушимой стеной. Любя. Знаю, что все мои рыдали в разных углах, но в присутствии было одно – все со мной, все за меня. И если бы можно было сейчас просто насладиться этим счастьем, этим редким даром… Пусть их единицы, кто молча встал рядом, не увильнул и не слился,