Разные дни войны. Дневник писателя, т.2. 1942-1945 годы. Константин Симонов
Читать онлайн книгу.
Он сказал «мы» как-то неопределенно, так что нельзя было понять, имел ли он в виду себя, но не хотел говорить «я затребовал», или имел в виду не только себя, а еще кого-то. Я так и не понял тогда, как это было на самом деле. – Мы тут почитали, – сказал Щербаков. – Что у вас там за недоразумение с издательством? Что за драка?
Я сказал, что никакой драки не было, просто мы не договорились с издательством и решили вернуться к разговору после моего возвращения с фронта.
– Что значит – не договорились? О чем не договорились? – спросил Щербаков.
Я объяснил ему, что из двадцати пяти стихотворений первого раздела книги в издательстве хотят взять только восемь или девять. А я считаю, что все стихи, кроме одного, можно печатать.
– Так против каких же стихотворений они возражают? – спросил Щербаков и пригласил меня сесть к столу рядом с ним. – Давайте посмотрим их.
Перед нами на столе лежал экземпляр моей рукописи со всеми пометками редакции, со всеми знакомыми мне птичками на полях.
Мы стали листать рукопись. Стихотворение за стихотворением, останавливаясь на каждом, против которого возражали в редакции. И каждый раз о каждом из них Щербаков говорил, что, по его мнению, это можно печатать.
– Значит, все? – спросил Щербаков, когда мы добрались до конца.
– Все.
– Мы поговорим с издательством, – сказал Щербаков. – Я думаю, они согласятся с нами, что все это можно напечатать. Таким образом, вопрос исчерпан… Хотя погодите. Вы сказали, что насчет одного стихотворения согласились с ними. Где оно? Мы смотрели его с вами?
Я сказал, что нет, мы его не смотрели, потому что, согласившись с издательством, я вынул его из рукописи.
– А может быть, зря вынули? – спросил Щербаков.
– Не знаю, может, и зря, – сказал я. – Но мне показалось, что у редактора были резоны, когда он говорил про это стихотворение, что его могут понять не так, как я его написал.
– А как вы его написали?
Я сказал, что, по-моему, это стихотворение вовсе не воспевает легкую любовь, оно просто рассказывает о том, как бывает в жизни, но при этом в нем есть тоска по настоящей любви.
– А может, и другие люди прочтут в нем именно то, что вы в него вложили? – сказал Щербаков. – Прочитайте. Можете?
Я наизусть прочел ему стихи «На час запомнив имена…». Он попросил прочитать еще раз, и я прочел еще раз. Он некоторое время молчал, потом сказал:
– А вы знаете, по-моему, в этих стихах нет никакой двусмысленности. Я, например, именно так и понял ваше авторское намерение, как вы мне о нем сказали. Может быть, другие поймут иначе, но вы понимаете так, и я тоже понимаю так. Значит, нас уже двое. – Он улыбнулся. – Включите и это стихотворение. Пусть напечатают и его.
Удивленный и обрадованный таким оборотом разговора, я поблагодарил за поддержку.
– А теперь, – закрыв рукопись, сказал Щербаков, – я с вами хотел поговорить вот о чем. Возникает ощущение, что вы слишком рискуете там, на фронте. Ну а если сказать резче, то даже ищете смерти. Как? Правда это?
Он