Про Клаву Иванову (сборник). Владимир Чивилихин
Читать онлайн книгу.
деле не было лишнего, напишу еще об одном случае, что произошел в эти дни. Я-то про него узнал, когда вернулся из-за границы, по рассказать надо здесь.
Глухарь и мой друг Захар Ластушкин решили тоже впутаться в эту историю, хотя их никто не просил. Клаву они не беспокоили – уже знали, что тут я замешан, а я ведь не терплю, если кто-то встревает в мои личные дела. Дело вышло так.
В заводском сквере Захар сидел возле Глухаря, долго и медленно, обдумывая слова, писал ему в блокнот. Глухарь прочел, спросил:
– А где этот солдат-то?
– Да вон он.
Глухарь увидел, что солдат бродит на задворках депо, разглядывает небо и железный хлам.
– Да поговорить можно, только вот как тут Петька Жигалин? Ты же его знаешь…
– Кто у нас Жигалина не знает?
– Ладно, – согласился Глухарь. – Идем потолкуем.
Они обогнули угол депо, будто случайно встретили солдата и пригласили пройти с ними на кладбище паровозов. Там зарастают бурьяном, ждут переплавки «овечки», «щуки» и даже одна «фита» – букву эту уже никто не помнит, а паровозы с таким обозначением еще есть.
Присели в закутке на ржавую ось колесной пары, и Глухарь сказал:
– Садись. Кури.
– Спасибо, – отозвался тот. – Не хочется.
– Говорят, стройбат ваш перебрасывают? – спросил Захар для начала разговора.
– Да, – ответил солдат. – Но у меня уже срок службы кончается.
– Вот об этом и речь! – сверкнул на него глазами Захар.
– Погоди ты! – тронул его рукой Глухарь, однако сам все никак не мог приступить к делу. – Ты, служба, нас не бойся. Мы ничего.
– А я не боюсь.
– Только уж ты решай: или так, или так! – Глухарь сурово посмотрел на него. – А этого мы не позволим. Понял?
– Не совсем, – сказал солдат.
Тут Захар не выдержал; он горячий такой парень. Схватил солдата за грудки и притиснул затылком к бандажу колеса, чтобы тот понял. Солдат взял его руки, развел их, поднялся.
– Хорошо. – Он пошел прочь, потом оглянулся: – Я подумаю.
– Что он сказал? – спросил Глухарь.
А в цехе что-то назревало. Как всюду, люди у нас разные, но я кой-кого просто не узнавал, потому что прорвалась у них наружу какая-то темная злоба.
– Еще одного недоноска нам теперь нагуляет!
– В ресторане пьянствовала с солдатами, все видали.
– Да гнать надо из депо эту гулену! А ее еще на новый станок поставили…
Я возражал, злился, стыдил, люди притихли, но видно было, что остаются они при своем. Не знаю, передавала ли Тамарка эти разговоры подруге, но все заметили – Клава Иванова чужая стала нам, совсем чужая. Не отвечала, когда с ней заговаривали, а иногда грубила даже. Помню, теми днями явилась она в цех со свежей ссадиной на щеке и распухшей бровью. Прошел слух, что вчера, уже в темноте, кто-то видел ее с солдатом недалеко от комсоставского общежития и они будто бы ссорились. Подослали к ней Парашу Ластушкину – сердечную, справедливую женщину, совесть нашего цеха; у меня-то к Ластушкиным особое