Звезды потускнели, черный шелк небес вылинял до бледно-синего, и Такухати понял, что не уснет. Он рывком поднялся, подошел к окну, отодвинул створку, впустив в комнату холодный ночной воздух, напоенный весенними ароматами, и ткнулся лбом в стену.

      Прохладный бамбук остудил разгоряченную кожу.

      Всего полчаса, и пробудятся первые птицы, ликующий щебет понесется к небесам, возвещая начало нового дня. Пройдут по улицам столицы глашатаи, покатятся телеги с товаром в сторону рынка.

      Скоро станет суетно и шумно, но пока над Тэйдо стояла особая предрассветная тишина.

      Генерал любил эти мгновения покоя на границе ночи и дня.

      Он вдохнул ночной воздух. Чего-то не хватало…

      Сакуры?

      Тонкий и нежный аромат, так раздражавший Такухати в эти короткие две недели. Время цветения закончилось, лепестки облетели и увяли, оставив в душе пустоту и тоску.

      Он снова вспомнил испуганные, полные слез глаза, упрямое и обреченное «не хочу», нежную, пахнущую сакурой кожу под пальцами…

      …и горькие рыдания после.

      «Что вы такого сделали, что Мия предпочла голод и неизвестность, лишь бы не проводить каждый вечер с вами?» – зазвучал в ушах голос владелицы чайного домика, и Такухати скрипнул зубами.

      Ему очень хотелось убить кого-нибудь.

      Ми-я… Имя – перезвон колокольчиков, глоток сливового вина на языке, пьянящий и сладкий. Девочка-женщина, хрупкая статуэтка в мужских руках, сожми чуть сильнее – сломаешь.

      …Сломал.

      Нужно было остаться тогда. Выслушать все, что девочка хотела ему сказать. Но он был слишком зол. На нее – за то, что она принадлежала другим. На себя – за слабость, неспособность отказаться от продажной девки…

      – Такие деньги за беглую гейшу? Ты в своем уме? – спросил Нобу, когда прочел объявление о награде за поимку беглянки.

      – Тебя не спросили.

      – А что скажет твоя будущая жена и твой тесть? – не унимался тот. – Горо это может не понравиться.

      – И что?

      Нобу отвел взгляд.

      – Я думал,