– Вы работаете, Валерий Борисович?

      Что-то тяжелое грохнулось на пол. Алая струйка выбежала из-под двери. Евгений Борисович едва успел отскочить, пристально вглядываясь на расползающееся красное пятно. Боже мой, вдруг у него случился очередной инсульт. Евгений Борисович, что есть силы рванул дверь на себя. На это раз дверь легко поддалась. Он едва сам не упал от резкого рывка.

      В комнате никого не оказалось. Мерцала настольная лампа; несколько архивных папок аккуратной стопкой обосновались на краю стола. Одна папка раскрыта и лежит точно посередине стола. Алая струйка вытекала из лежащей на полу пластиковой бутылки. Евгений Борисович наклонился, чтобы вернуть ей вертикально положение, но не удержался и сам грохнулся на пол. Качнулся стеллаж с кипой архивных документов. Евгений Борисович вскочил, точно ужаленный, придержал стеллаж. Сердце ухнуло от странного ощущения: от металлических полок исходило противодействие, словно их поддерживали с обратной стороны. Чертыхнувшись, щелкнул выключателем. Поскорее отсюда уйти, игры с невидимками не в его правилах.

      В этом техотделе вечно что-то происходит. Он знал его репутацию, сам начинал в нём работать. А суть такова: кто хоть год проработал в техотделе, сотворит необычную судьбу. Это факт, это проклятие, это благо.

      Без полоски света у порога вход в архив зиял черной дырой. Шагни в неё – и сгинешь навеки. Внезапно захолонуло сердце; он словно на минуту отключился от реальной обстановки. Вдруг обдало жаром. Евгений Борисович носовым платком промокнул капельки пота со лба. С усмешкой подумал, бросает в жар, как женщин при климаксе?! Не приведи, Господи! Какой климакс?! Это всего лишь аура техотдела, точно ядовитый смог.

      Уже на улице Евгении Борисович, не удержавшись, оглянулся. В единственном окне отдушине архива горел свет, который он выключил! Возвращаться не буду. Кто-то из работников техотдела решил поиграть в прятки. Эта игра, точно, не для меня.

      Старлей с удобством расположился в кресле, в метре от которого только что барахтался Борисович, поскользнувшийся на ровном месте. Напротив кресла размещено зеркало. В нём ощутим облик Полины. Она, сомневаясь в достойном внешнем виде, на дню не раз и не два прихорашивается. А Старлею всегда хочется помочь: откинуть упрямую прядь девичьих волос, провести иссохшей рукой по шелковистым прядям.

      Так бы он гладил