Если ехать – не на месте.

      Если помнить, то о том,

      что быть битым и безвестным

      лучше, чем прослыть скотом.

      Если плавать, в океане.

      Если бегать, не трусцой,

      Если пусто, то в кармане,

      но никак не за душой.

      Если травы, то по пояс.

      Если чашка, то своя.

      Если строить, то на совесть.

      Если жить – не для себя.

      2012

      Есть несколько имён у февраля

      и в каждом я твой тихий голос слышу.

      Вздыхая, снег скрипит на старой крыше,

      как будто шепчет: «Я люблю тебя».

      «Люблю тебя», – поёт в окне капель

      сквозь форточки распахнутую душу,

      и я готов её часами слушать,

      закутавшись в остывшую постель.

      Любуясь, как неспешно тень трубы

      сползает по дровам, лежащим кучей,

      пока не промелькнет последний лучик

      с поклоном от зевающей зимы.

      Остынет день. Ночь заметёт поля

      задумчивым, пушистым, чистым снегом.

      Но, слушая, как печка спорит с небом,

      я буду слышать: «Я люблю тебя».

      2012

      Душу лечу Никульчиным,

      необъяснимо белым.

      Вятки реки излучиной.

      Северным, низким небом.

      Далями бесконечными.

      Лесом в снегу по пояс.

      Встречами быстротечными,

      как самый скорый поезд.

      К церкви бегущей тропкою

      на ручеёк похожей,

      колоколами, что поют

      прожитое итожа.

      Путь проложив сугробами,

      греюсь горячим чаем.

      Грежу лесными тропами

      и по тебе скучаю.

      Небо вздохнёт порошею,

      дали благословляя.

      Где ты, моя хорошая?

      Где ты, моя родная?

      Ты приезжай в Никульчино

      вместе сугробы мерить.

      Ради такого случая

      я не закрою двери.

      2013

      Зима не отступает,

      стучит в мое окно

      уставшими стихами,

      что с ветром заодно.

      Устанешь, коль полгода

      без устали метет,

      и каждый день природа

      встречает Новый год.

      Когда во всю в апреле,

      ночь не смыкая глаз,

      февральские метели

      поют на пятый глас.

      То ангел поздней Пасхи

      летит, роняя снег

      на город в белой маске,

      постом смиривший бег.

      И ты решись признаться,

      что нам в обход Страстной

      никак не повстречаться

      с красавицей весной.

      2013

      Маками вышита юбка.

      Мамочка, мама моя!

      Где ты отныне, голубка?

      В чьи улетела края?

      Стоя у свежей могилы

      в едком кадильном дыму,

      что для тебя я, унылый,

      сделать отныне смогу?

      Плачет душа, как калека,

      стонет и гложет себя.

      Мне бы чуть раньше приехать,

      милая мама моя.

      Мне бы как в детстве руками

      мамочки шею обвить.

      Но ничего не исправить,

      и ничего не забыть.

      И потому до последних

      Богом отмеренных дней

      будут укором алеть мне

      маки на юбке твоей.

      2012

      Как быстро постарел отец!

      Еще вчера большой и сильный,

      уверенный в себе, красивый,

      сегодня подбирает шаг

      походкой робкой малыша.

      Стесняясь немощи своей,

      как генерал при первой встрече

      стесняется