Лаврентий Берия. Оболганный Герой Советского союза. Евгений Толстых
Читать онлайн книгу.
с этой корреспонденцией. Это был гром среди ясного неба. Забурлила Промакадемия, были сорваны занятия, все партгрупорги требовали собрания. Секретарь партийной организации Левочкин вынужден был провести его.
Партийная ячейка раскололась. Хозяйственники в академии были аполитичные люди, а некоторые – просто сомнительные лица. Кое-кого из них я знал: наши были, донецкие. Приходили они ко мне и говорили: «Что ты склоку заводишь? Что тебе нужно?» Я отвечал: «Слушай, ты же ничего не понимаешь, кто такие «правые» и кто такие «левые».
Это собрание было самым бурным. На нем-то меня и избрали в президиум, и я стал председателем собрания… Собрание закончилось тем, что были отозваны все ранее избранные делегаты – Бухарин, Рыков… Все, кроме Сталина. После чего избрали новых делегатов, в том числе и меня.
Меня избрали (не помню, каким большинством) в бюро и секретарем партийной организации. Тогда мы развернули активную деятельность по борьбе с «правыми». Шум пошел по Москве, что в Промакадемии идет борьба».
Почему Мехлис позвонил Хрущеву? От кого и что он слышал о нем? Есть все основания предполагать, что от Кагановича и жены Сталина. Первый являлся его покровителем, а вторая – свидетельницей хрущевской выходки по защите линии партии во время занятий. Ясно одно, что с этой, не им написанной заметки, опубликованной в «Правде», началась его импульсивно-взбалмошная деятельность в Промакадемии. Избрание Никиты Сергеевича секретарем партийной организации вскружило ему голову. Он мстил всем, кто раньше подшучивал над ним или голосовал против его кандидатуры.
– Какая твоя линия? – спрашивал он у слушателя Пахарова, члена партии с 1903 года. До поступления в академию Пахаров был директором Юзовского завода и, естественно, Никита видел его только издали. В академии Пахаров просто не замечал Хрущева.
– Почему ты молчишь? – наступал Никита, поглядывая на жену Сталина. – Я знаю, почему ты молчишь. Ты правый.
– Какие у тебя есть для этого основания? – спрашивал обвиняемый.
– У меня есть все основания, – с улыбкой говорил Хрущев, – но тебе о них я пока не скажу.
Это был явный шантаж. После такого разговора Пахаров долго не мог прийти в себя, ломая голову, где и когда он что-то сделал не так или сказал не то.
Спустя более тридцати лет Хрущев в воспоминаниях, не стесняясь, расписывал, как он ловко расправился со слушателем академии Макаровым, членом партии с 1905 года. «Он (Макаров), – писал Хрущев, – официально не объявлял, что он заодно с «правыми», но поддерживал «правых» и против них нигде даже не заикался. Видимо, он договорился с «правыми», что будет вести себя несколько скрытно, не выдавать себя сторонником оппозиции. Считалось, что он вроде бы стоит на позиции генеральной линии партии, а на самом деле он своей деятельностью способствовал усилению группы Угланова, Бухарина и Рыкова».
Теперь можно легко представить, что пришлось пережить Макарову. Он не выступал против генеральной линии партии, а Никита обвинял его, что он заодно