Литературный оверлок. Выпуск № 2 / 2017. Иван Евсеенко (мл)
Читать онлайн книгу.
Вот, сижу здесь, в этой же комнате с высокими стенами, как в колодце, только в последнем окна нет (если не считать того, что сверху.)
Я легла в постель, я выключила лампу. «Мой стакан пуст, братцы», и я заснула.
*
Наконец-то поутру серо. В этом всё в порядке. Остальное – беспокойно, и я знала, что лучше побыть здесь. Ещё чуть-чуть здесь. Но скоро я вышла из дома, подумав, что так, вероятно, безопаснее. А вообще я просто позавидовала бродягам, ведь они похожи на тех, кто не боится. И я решила, лучше пойти, нежели быть найденной в своём жилище, и, более того, быть из него вырванной, или вытянутой, вырезанной, выгнанной, невольно воображается рак, не правда ли?
Пройдя проспект, я свернула налево. Почему-то я волновалась за мост (да что с ним могло случиться?), нет, чтоб думать, куда бы сгинуть.
Я дошла до моста. Народу на нём видимо-невидимо, так что я прошла до середины его, и повернула назад. Главное – мост в сохранности, и я убедилась в этом. Не то что бы два берега оказались несоединёнными, не стань моста, нет, мостов в городе несколько. Не хотелось лишь, чтобы мост лежал под водой, как тот, кого с моста этого бросили (думается мне, он не единственный.)
Выйдя с моста, я огляделась. Здесь предлагают что-то купить (однажды мужчина, что ел мармелад из пакета грязными руками, подошёл ко мне у светофора, и спросил – «марихуана?»), и продавец кукол управляет марионеткой Пиноккио так, что тот танцует очень подходяще звучащей музыке; чуть дальше, у памятника (чулок, складки ткани на колене, лайкры-то не было, и пусть, потрогать бы) – туалет, и чернокожий моряк ждёт кого-то (беги!)
Перейдя дорогу, я прошла прямо, потом углубилась в город, там – так же, как и вчера днём, та же степень беспокойства, я лишь опасалась, перед самой собой делая вид, будто недоумеваю, на самом же деле – зная. Тощий, похожий на подростка парень, голова его брита, и закатаны штаны, он бледный и бита для бейсбола в его руке. Я уставилась в землю («Я? Я? Я здесь ра-бо-та-ю, я…я кручу тут тесто на деревянных этих штуках, видишь? С корицей, орехами, хочешь? Я рабо-таю. Просто работаю здесь». ) Он прошёл мимо. Я ускорила шаг и свернула.
*
Мимо стены, исписанной, пачканной, пахнущей, я шла (вдалеке две фигуры, скрылись скоро, я не поняла, куда), и вышла на улицу, там, на углу, у здания, стоял бродяга и разглядывал свои руки. Он разглядывал их не потому что хотел узнать, сколько ему осталось жить, не потому что практиковал осознанные сновидения, и не почему-либо подобному. Все кисти рук его были покрыты коркой телесного цвета, и я видела ещё трещину, да, – с противоположной стороны улицы – я видела, по крайней мере, одну красную трещину. А бродяга смотрел, вертел руки свои, и смотрел, будучи в отчуждении – не потому что он бродяга и обижен чем-то, кем-то, а потому что он знал, что он бродяга, что руки его болеют, и он был тих, беззлобен, скромен, он стоял и смотрел на свои руки, я же стояла и смотрела на него и на руки его, и потом я двинулась по улице вперёд. По правую сторону