Николаев разбирался с аварией – на узкой улице отъезжающий от тротуара старый ижевский «москвич» царапнул идущую мимо «семерку». Царапина была пустяковая, но хозяин «семерки», двадцатилетний парень в модной куртке под цвет машины, чуть не с кулаками наседал на пенсионера, водителя «москвича». Тот подавленно молчал. Николаев, разложив бумаги и документы на капоте «семерки», составлял протокол.

      – Четыре глаза – не видишь ни хрена! – все не мог успокоиться парень. – Голова не ворочается – назад посмотреть?

      Старик поправил очки и снова безвольно опустил руки.

      – Спокойнее, товарищ водитель, – сказал Николаев. Ему был неприятен этот самоуверенный, напористый сопляк, получивший дорогую игрушку на фарцовые доходы или в подарок от папы, но, как ни крути, он был прав, а «москвич» виноват, и он быстро заполнял бланк протокола, торопясь развязаться с микроскопическим, будничным происшествием. Сзади визгнули шины, он мельком обернулся: под арку ближнего дома сворачивал желто-синий милицейский рафик.

      – Спокойнее… – парень, болезненно морщась, провел пальцем по царапине. – Всю дверь красить!

      – Я заплачу!.. – тихо сказал старик.

      – А куда ты денешься! Заплатит он! Червонцем я твоим залеплю? Очередь на полгода!

      – Распишитесь, – подвинул Николаев протокол виновнику. – За правами в отдел разбора, с квитанцией.

      Тот кивнул и пошел к своей машине.

      – Ездить научись! – крикнул ему вслед парень. – Чайник!.. Нет, ну на пустой улице… – обратился он к Николаеву.

      – До свидания! – Николаев козырнул и направился к патрульному «москвичу».

      Под аркой дома, около рафика, уже толпились люди. Пожилая женщина в синем халате под курткой, видимо, дворник или уборщица, всхлипывала, закрывая лицо одной рукой, другой держась за сердце:

      – Я смотрю – дверь-то не закрыта… Я вошла… свет зажгла… Господи, что же это такое… Господи… Дверь-то не закрыта…