И буду век ему верна?. Татьяна Полякова
Читать онлайн книгу.меня своим пьянством. Он тут без тебя едва не помер. Какую-то дрянь выпил. «Скорую» вызывали.
Я прикидываю, мог ли Мин херц в самом деле выпить какой-то дряни, приняв ее за целебную жидкость, или соседка слегка преувеличивает. По всему выходит, что мог. Я отыскиваю в шкафу шарф, подаренный мне матушкой года два назад, и дарю Дусе, нагло выдавая за сувенир с юга. Она любезно сообщает, кто домогался встречи со мной в мое отсутствие, а также подъездные, дворовые и городские новости.
К вечеру, наведя порядок в комнате и разобрав чемодан, я валяюсь на кушетке и прикидываю, когда следует появиться у родителей. Хотя папа дважды написал фразу «сразу же», в отчий дом я не спешу – в конце концов, никто не знает (никто, кроме Вадима, кстати), когда я приеду, так что денька три можно потянуть. Грехов у меня накопилось множество, на ласковый прием рассчитывать не приходится. Надо сказать, родители меня не особо жалуют, что неудивительно, ведь я та самая паршивая овца, которая, как известно, все стадо портит.
В «овцах» я начала ходить с шестого класса, с тройки по физике. Родители почувствовали себя обманутыми, все силы семьи были брошены на ликвидацию сего позорного факта биографии, но тройка прочно утвердилась в моем дневнике. Чего только не делал бедный папа: часами сидел рядом со мной, терпеливо пересказывая параграф за параграфом, купил «Занимательную физику» в трех томах и с сияющими глазами, листая страницы, говорил:
– Замечательно интересно.
Ничто не помогло. Физика по-прежнему вызывала у меня смертную тоску. Из уважения к родителям тройка, стараниями классной руководительницы, сменилась на четверку, но мысль о моей непутевости уже свила гнездо в головах родителей. В восьмом классе я бросила музыкальную школу. Такой поступок, по мнению мамы, приравнивается к измене родине. Со мной перестали разговаривать. Однако я стояла насмерть, и папа удрученно за– явил: «Августа, это бессмысленно, бог с ней, с музыкой». Так что пока сестрица Агата, радость родителей, громыхала Шопена, словно намереваясь поднять его из могилы, я на скамейке под липой в компании шпаны дворового масштаба пела под гитару «Что же ты грустишь, моя девчонка…», что в глазах моих родителей и Агаты было чистой уголовщиной.
В одиннадцатом классе я нанесла очередной удар родительскому самолюбию. В нашей семье в обозримом прошлом все были юристами или, на худой конец, военврачами. С девятого класса во мне зрела мечта, ничего общего с традициями семьи не имевшая, хотя ума хватало о ней помалкивать. Но когда настал черед подачи документов в вуз и родители уже видели меня студенткой юрфака, я с улыбкой заявила, что поступаю в археологический. На сей раз даже папа, обладавший завидным здоровьем, схватился за сердце. Я улыбалась и вновь стояла насмерть, являя собой пример несгибаемого мужества. Первым сдался отец. «Августа, это бессмысленно», – в очередной раз сказал он, мама всплакнула, а я отправилась в Москву, что само по себе было для родителей страшным несчастьем: чужой город, полный соблазнов. В институт я благополучно поступила и проучилась два семестра. Родители не оставляли попыток меня образумить, к