ЧУЧА. Кажется, повезло… Никого! (Начинает сбрасывать ранец. Ему удается это сделать, ранец с грохотом падает на пол. Входит БАБУШКА.)

      БАБУШКА (с ужасом.) Что случилось?! Что с тобой, Чуча?!

      ЧУЧА. Ничего не случилось. Вот: пришел…

      БАБУШКА. Посмотри на себя в зеркало!

      ЧУЧА (подходит к зеркалу, долго рассматривает себя в нем.) Ну, посмотрел…

      БАБУШКА. На кого ты похож?!

      ЧУЧА. На дедушку. Или уже нет?

      БАБУШКА. Ты похож на разбойника с большой дороги! Где ты был?

      ЧУЧА. С этого бы и начинала … А то: “На кого похож?”, “Пос-мотри в зеркало”, “Что случилось?”… (после небольшой паузы.) Я отнимал дневник.

      БАБУШКА. У кого?

      ЧУЧА. У крокодила. Он хотел его съесть, а я не дал.

      БАБУШКА. Мне дурно… (садится в кресло, однако находит в себе силы продолжить допрос.) Где ты нашел крокодила?! Они все давным-давно в заповеднике!

      ЧУЧА. Там и нашел. Я висел на лиане, а он выпал из ранца и брякнул его по затылку. Совсем не больно. Дневник – во, а крокодил – во!!. Он даже не проснулся.

      БАБУШКА. И ты спустился вниз?!

      ЧУЧА. А что: лучше прийти в школу без дневника?

      БАБУШКА. Лучше! Сказал бы учителю, что ты потерял дневник.

      ЧУЧА. Уже говорил. Четыре раза! Больше он не поверит. (После небольшой паузы.) Я не спустился бы, но крокодил спал! Лиана висела прямо над дневником…

      БАБУШКА. …и крокодилом!

      ЧУЧА (задумчиво и грустно.) Больше всего на свете не люблю, когда притворяются… обманывают… врут. Зачем он притворился, что спит?

      БАБУШКА. А ты не понял? Мы тебе мало говорили о его повадках?

      ЧУЧА. Вы мне говорили так много обо всем, что я все позабыл.

      БАБУШКА. Отец тебе сегодня напомнит.

      ЧУЧА. Ты расскажешь ему?

      БАБУШКА. Ты снова лазил по лианам… Как обыкновенная обезьяна!

      ЧУЧА (виновато.) Я чуть-чуть… Всего три минутки полазил… (С негодованием.) Я виноват, что меня все время так и тянет повисеть на лиане?!

      БАБУШКА. Не виноват. Но ты виноват в том, что совершенно не сопротивляешься этому желанию.

      ЧУЧА. Но меня тянет качаться на лиане, а не сопротивляться!

      БАБУШКА. Я понимаю. В тебе сильно сказывается атавизм.

      ЧУЧА. Атави… что?

      БАБУШКА. Атавизм. Голос предков. Но ты должен заглушать его, побеждать.

      ЧУЧА. Как? Заорать на весь остров? Вот так? (начинает, подражая обезьянам, подпрыгивать, бить кулаками в грудь, и выкрикивать: – “У! У! У! У!..”)

      БАБУШКА (морщится и затыкает уши.) Атавизм!.. Явный атавизм!.. Прекрати немедленно!

      (ЧУЧА смолкает. Появляется ДЕДУШКА.)

      ДЕДУШКА. Что за вопли?

      БАБУШКА. Он не хочет становиться человеком! Обезьянье начало заглушает в нем человеческое!

      ДЕДУШКА. Понятно. (ЧУЧЕ.) Ты будешь превращаться в человека или нет?

      (ЧУЧА молчит.)

      (БАБУШКЕ.) Где ремень?

      ЧУЧА. Я передумал превращаться! Вот еще!

      БАБУШКА. Если ты не будешь превращаться в человека, ты превратишься в обезьяну!

      ДЕДУШКА.У тебя вырастет хвост!

      ЧУЧА. Хвост? (радостно.) И я смогу висеть на лианах?! Головой вниз?!

      ДЕДУШКА. Висеть ты сможешь. Но думать – нет.

      БАБУШКА. Когда висишь головой вниз и тебя мотает туда-сюда, туда-сюда, – очень трудно думать, поверь мне.

      ЧУЧА. Я не всегда буду висеть, иногда буду сидеть. Вот так! (Садится на стул и принимает позу глубоко задумавшегося человека.) Можно подумать, что мы всегда думаем!

      ДЕДУШКА. Ты – не всегда.

      ЧУЧА. Вот когда я не думаю, я буду висеть и качаться.

      ДЕДУШКА (подходит к портрету.) Иди сюда, Чуча. (ЧУЧА подходит.)

      Кто это?

      ЧУЧА. Здравствуйте!.. Весь остров знает дедушку бабушки твоего дедушки. Великий