Светофор, шушера и другие граждане. Александра Николаенко
Читать онлайн книгу.дрей Жвалевский
Не каждый может похвастаться собственным миром. Даже если это писатель. Иногда откроешь и – ба, знакомые всё лица! Здесь, у Льва Николаевича (Николая Васильевича, Михаила Афанасьевича, etc), ты уже бывал. А вот про Александру Николаенко такого не скажешь. Мир у нее точно свой. Кого-то он оставит равнодушным. Кто-то даже ногами затопает от возмущения – что, мол, за бред?
Но кое-кто, уверен, непременно захочет там поселиться.
Светофор, шушера и другие граждане
Мы жили по ту сторону неба, и вам иногда казалось, что нас нет вовсе.
Но мы были рядом. Мы плакали вместе с вами, и вместе с вами мы улыбались.
От ужаса, стоя с вами на крыше, мы закрывали глаза. И крылья не спасали нас от падения.
Мы помним запах асфальта после дождя.
Мы слышим, как скрипит под вашими ногами крещенский снег.
Как волны набегают на берег.
Как оглушительно в топленом июльском солнце у воды стрекочут кузнечики.
Как белы березовые струны.
Как тянутся к звездам рыжие языки костра.
И как щиплет глаза от дыма.
Как пахнет в доме яблочным пирогом.
Что лежит в бабушкиной шкатулке.
Как сквозь кленовое золото сверкает сапфировый атлас.
Как июньский ветер гонит вдоль тротуаров тополиную вату.
И как на черную землю ложится черемуховая скатерть.
Мы знаем, как больно.
Мы знаем, как страшно.
Мы слышим, как поздней ночью воет за вашими окнами вьюга.
Как вязнут ваши шаги в осенней, ноябрьской стыни.
Как крутит февральская поземь.
Как тихо бывает в доме. Повсюду. На всей земле.
Когда дует ветер, а в глаза летит снег.
Когда нет сил смотреть вперед, и хочется опустить капюшон и повернуть обратно, чтобы утро смотрело в спину.
Когда небо лежит на крышах и не может подняться, как сырое колючее одеяло.
Когда в темноте тают фонари, а под ногами ничего не остается, кроме ржавых люков, чужих следов и льда.
Помните о нас.
Мы всегда с вами.
Мы вас не покинем.
МГКБ 1
«…Вообразите себе, доктор, такую картину!» – говорил, пришептывая и испуганно озираясь, Илья Ильич Покусаев, выпучивая на доктора нижнюю губу и отчаянно взмахивая светлыми ресницами.
Доктор, Асмодей Иштарович Фенриц (заведующий кафедрой досудебной психиатрии «МГКБ» № 1), уютный, румяный человечек, в домашнем вязаном свитере под халат, с брюшком и лысинкой в проборе, смотрел на Илью Ильича ласково и слушал его внимательно, как заботливая мать выслушивает свое больное дитя.
Время от времени Асмодей Иштарович понимающе кивал, с удовольствием прищелкивая языком, и делал пометки в карте больного.
Илья Ильич продолжал:
«Выхожу я вчера вечером, после смены – я по специальности арматурщик (работаю вахтенным методом) и выхожу в седьмом часу – из подземного перехода на метро Октябрьское поле, в сторону торгового центра „Пятое Авеню“, где продуктовые палатки. Думаю купить пирожки с капустой к чаю…»
Асмодей Иштарович прищелкнул. Илья Ильич продолжал:
«…Под ногами снежные хляби. Чавкает. Не знаю, что они добавляют в эти осадки, но у них такая смесь получается, что вся обувь, простите, коту под хвост…» – Илья Ильич выпучил губу в ожидании одобрения.
Доктор понимающе кивнул.
«Под хлябями лед. Ужасный ветрила, в лицо снежные колючки… Порядочная холодрыга…» – Илья Ильич обхватил себя рукавами за плечи и зябко передернулся.
Асмодей Иштарович прищелкнул. Илья Ильич продолжал:
«И тут, не поверите, вижу я их…»
Доктор заинтересованно приподнял бровь и сделал в карте пометку.
«То есть не знаю даже, как и сказать…» – Илья Ильич растерянно умолк, беспомощно размахивая ресницами.
Асмодей Иштарович ободряюще кивнул. Илья Ильич продолжал:
«…Прохожие, конечно, все как обычно, кто на встречу, кто обгоняет в направлении остановки. На углу, у светофора, такси, еще кое-какой народец у палаток топчется, „Табак, пиво-воды-хлеб“, очереденка с хвостиком у „Шурма-хачапури-пончики“, и освещение при этом хорошее. Не экономят на горожанах: фонари, витрины, гирлянды. Вывески. Это, говорю, все как обычно, и тут, значит, простите, вижу я вдруг… Они!..»
Тут Илья Ильич насупился, закопошился. Заозирался. И вдруг притих, пронзительно сверля лоб доктора маленькими злыми, недоверчивыми глазами.
Асмодей Иштарович улыбнулся. Его румяные щеки благодушно поехали вверх, в окулярах сверкнули веселые искорки.