На космодроме «Восточный», что в междуречье Зеи и Амура, наш джет вкатился в огромный ангар с красной цифрой «81».

      Ангар этот легко вместил бы в себя всю Красную площадь вместе с собором Василия Блаженного. Однако и он казался жалкой хибаркой рядом с тремя исполинскими стартовыми комплексами для тяжелых ракетоносителей и циклопической башней предполетной подготовки.

      Когда наш самолет сел, к этой башне как раз подвозили на специальном гусеничном транспортере стройную белую ракету с надписью «Ангара-А5».

      Что именно стоит на трех стартовых столах, я толком рассмотреть не успел – ворота начали закрываться еще до того, как щегольское хвостовое оперение Су-108 проплыло над контрольной желтой полосой, отсекавшей бетон космодрома от внутренностей ангара.

      Я думал, что увижу в ангаре ряды летающих тарелок и гигантских человекоподобных роботов, стремянки с деловитыми техниками и мостовые краны, космонавтов в секретных скафандрах и инопланетных пленников, выполняющих приказ спецназа «Клешни вверх!».

      Оказалось: фиг там что увидишь. Секретность была вознесена на недосягаемую высоту, причем при помощи самых архаичных средств, которые не вызвали бы удивления и у героев Жюля Верна.

      По обе стороны от нашего самолета тянулись легкосборные конструкции вроде тех, из каких собирают уличные концертные площадки. Между трубчатыми мачтами были растянуты плотные ширмы-полотнища. То тут то там на этих мачтах горели мощные прожектора. Они освещали катящийся вглубь ангара самолет с таким остервенением, будто собирались прожечь его обшивку насквозь.

      Чтобы не ослепнуть, я был вынужден отвернуться от иллюминатора.

      «Что ж, просто, но действенно. Не поглазеешь».

      Пилот наконец зарулил на стоянку, которая тоже оказалась очередной «сценой», окруженной сборными конструкциями.

      Су-108 остановился, за ним опустился занавес из грубого брезента.

      Чудов комментировать происходящее не спешил – он без умолку болтал по спутниковому телефону, причем, судя по долетавшим до меня крохам разговора («чмоки-чмоки», «ах ты ж моя котя», «ой-ой-ой, какие мы сегодня сердитые!»), его собеседницей была какая-то шаловливая бабенка, не имеющая никакого отношения ни к Луне, ни к жене (вскоре оказалось – дочка-выпускница).

      Я хотел поделиться с Костей своей досадой относительно очередной брезентовой занавески, заслоняющей от нас не иначе как зеленокожих красоток-рабынь, освобожденных из темницы в недрах пока еще не известного широкой общественности астероида, но обнаружил, что мой друг попросту дрыхнет!

      Чудов, не прекращая болтовни, поднялся и помахал рукой.

      Идите, дескать, за мной.

      Тут уж мне