Когда в просторы мирозданья

      Пытливый погружаешь взор

      И видишь светлое сиянье

      Снегов и теплый камень гор,

      Небесный свод, который чист и ясен,

      И красоту любимого лица,

      И восклицаешь: «Мир прекрасен!

      Я знаю всё! И вообще – у жизни нет конца!» –

      Остановись, мыслитель, дай опору

      Восторгу чувств и выводов своих.

      Не думай, что поднявшийся на гору

      Становится бессмертным средь живых.

      Но ты идёшь всё дальше и упрямей

      И видишь, наконец, в ревущей глубине

      Из недр земли разверзшуюся яму,

      Дыханье тайных сил, рождаемых в огне,

      Глубинные подводные теченья,

      Где вечно скрыто жизни волшебство,

      И остановишься в недоуменьи,

      И скажешь, как Сократ: «Не знаю ничего».

      Увидишь, что стоишь ты над обрывом,

      А время мчит, как быстрая река,

      И сделаешь свой скромный, частный вывод:

      «Искусство вечно, жизнь же коротка».

      («Ars longa, vita brevis» – Гиппократ).

      Радоваться – что добывать радий:

      В грамм добыча – в год труды.

      Проглотишь – единой минуты ради –

      Сто часов всякой ерунды.

      О страданиях Тариэля не напрасно я читаю

      И, Миджнуру уподобясь, слёз потоки проливаю:

      Кто из нас, сгорев душою, от любви безмолвной тая,

      Не искал себя в герое, по страницам книг блуждая.

      Гляжу на божий мир открытыми глазами:

      Бензином пахнет он и мокрым тополем,

      Весенними дождями омытым щедро.

                              Как свежа его листва!

      Как молода, доверчива, резва,

      И вся полна дождём и солнцем!

      Живёт и дышит ими – их сестра,

      Подруга, дочь, – играет и смеётся,

      Лепечет радостно и ветру