Хозяйка гостиницы. И. Грекова
Читать онлайн книгу.
Афродита.
Верочка немелодично взвизгнула и присела, закрывая плечи скрещенными руками.
– Не стыдитесь, Афродита, ваше тело слишком прекрасно, чтобы его закрывать.
Колеблясь, сама себя не понимая, она вышла на песок. Он обнял ее – мокрую, смущенную, прижал к себе и сказал одно слово:
– Моя.
Кто-то так уже говорил в какой-то книге. Впрочем, налет книжности в его речи ей не мешал – такой уж человек, из высшего мира, ни на кого не похожий…
Его звали Ларичев Александр Иванович. Пехотный командир, военная косточка (так он сам себя отрекомендовал). Следы от мокрого объятия темнели на гимнастерке. Малиновые петлицы, две шпалы. Верочка знаков различия не понимала:
– Это как по-старому?
– Подполковник.
– Ого!
…Жил всегда в разъездах. Куда только его не бросало: Киев, Мурманск, Дальний Восток. Сейчас Могилев. Здесь – лишь в командировке, на несколько дней. Послезавтра – обратно. Ему тридцать пять лет. Много? Не так уж много… Верочке он казался невероятно, недосягаемо взрослым, не старым, а именно взрослым. Великим. Не верилось, что его, Великого, рука обнимает ее за плечи. Она взяла эту руку со своего плеча и поцеловала. Он вздрогнул, вырвал руку, сказал строго: «Чтобы этого никогда не было!» И поцеловал ее в губы. Она провалилась, так и ухнула, и сердце почти перестало биться. Значит, это любовь?
– Все будет хорошо, – сказал он, – через два месяца я за тобой приеду. Кстати, как тебя зовут?
– Вера.
– Не странно ль, что зовут вас Вера? Неужто можно верить вам?
Тоже из какой-то книги, но красиво…
9
Два месяца прошли как в бреду. Матери Верочка ничего не говорила, та и не расспрашивала, тревожилась молча. Видно сразу: не в себе девка. Ночью не спит, ворочается, только сенник шуршит. Смеется сама с собой, а то вдруг словно плачет. Поет про чайку – «трепеща, умерла», – и слезы в голосе. Есть перестала. Борщ еле-еле ложкой потрогает и из– за стола. А он со сметаной. Хотела на службу поступать – теперь замолчала. Предложили ей по знакомству место библиотекарши в школе – молчит, улыбается: «Еще погожу». Анна Савишна насчет работы Верочке старалась не надоедать, чтобы не вышло, что она, мать, попрекает дочку своим хлебом. Зато Ужик очень даже попрекал: до каких пор на вас, бездельниц, работать? Молчит, улыбается. Женьке – той было все равно; она почти все дни проводила у зеркала, любуясь и в самом деле незаурядной своей красотой, расчесывая черные тяжелые косы, закидывая руки за голову, загадочно щуря глаза. «Фуфлыга!» – говорил Ужик.
А Верочке казалось – жизнь остановилась, замерла, из кино сделали фото, все кругом стоят, навеки окаменев, и ничего больше не будет, и вечно будет Женька сидеть у зеркала, мать – глядеть тревожно, а Ужик – негодовать.
Где-то в это же смутное время, когда все было странно и как бы подвешено, посватался к ней жених. Был он грузин, носатый и полный, работал в порту