На следующий день в село на взмыленной лошади примчался Никифор и, внимательно осмотрев упыря, которого отволокли на околицу, наложил заклятие от гнили и порчи. Потом осмотрел разрушенный частокол и долго разговаривал со всеми, кто был в ту ночь на стене, оставив Горыню напоследок. Но и его пытал недолго, основное время посвятив осмотру уже заживающей руки, после чего оставил стекляшку с каким-то зельем и ушёл.

      А к вечеру того же дня Горыне стало плохо так, что он не смог подняться с кровати, и в таком положении его застала Настасья – одна из многочисленных дочек живущего через улицу кузнеца Лукьяна. Всполошившись, привела сначала травницу, а уж та подняла и Никифора, снова чуть не уехавшего по своим делам.

      Осмотрев руку, потемневшую до локтя, волхв вздохнул и покачал головой.

      – Жизни тебе от силы пара месяцев. Отравил тебя упырь клятый. К ревуну[10] сляжешь и не поднимешься. И я, дурак старый, подумал, что тебя Ро́довым промыслом обнесёт лихо.

      Думал Константин недолго.

      – А вернуть руку, пусть ненадолго, можно?

      – Тогда неделя, – сказал, как отрезал, Никифор. – Яд будет не проникать постепенно, а сразу двигаться по всему телу.

      – Скажи, а разбойники есть в округе?

      Несмотря на ситуацию, Никифор улыбнулся.

      – Понятно, что ты задумал. Привести лихих людишек на старое капище, да на камень жертвенный. Есть разбойнички, как не быть-то? Банда Черного на сто десятой версте тракта. Уж сколько ловили ее, да так всё без толку. Там болота да плавни, не найти. След вода смывает, да старая ведьма им ворожит. Думаешь, возьмёшь их?

      – Дело не такое уж хитрое. Разбойники – это всё же не военные разведчики.

      – Как сказал? Военные разведчики? Что речение сие означает? – заинтересовался Никифор.

      – Ну, люди специальные, кто уходит в тыл врага, чтобы все движения войск подмечать и передавать воеводам.

      – Пластуны, значит. Ты был разведчиком? – Никифор склонился над небольшим сундучком, который привёз с собой.

      – Давно. В начале службы.

      – А служил сколько? – Волхв, одним взмахом руки подвинув к себе стол, стал смешивать разноцветные жидкости в пузатой бутылочке.

      – Тридцать лет почти. – Константин повернул голову, но из-за спины волхва было ничего не видно, и только волны разнообразных запахов да звон стекла говорили о том, что тот работает.

      – Тридцать лет – срок. Сколько же лет тебе было?

      – К восьмому десятку подбирался.

      – Варвара, дай настой липовика, у тебя свеже́е, – обратился Никифор к