Приезжает наутро, и ему говорят, что она в палате Элизабет Фрай[2], пятый этаж, окна на фасаде. Тим поднимается по лестницам, по широким зеленым ступеням, на каждой площадке окно, Тим восходит, и город раскрывается перед ним, распахивается множественными городами, целыми, кажется, десятками городов, и каждый обертывает костяк того, из которого вырос. Поначалу Мод никак не найдешь. Пациенты в койках, в пижамах – все будто на одно лицо, странно. Тим бредет вдоль изножий и наконец обнаруживает ее в палате с пятью другими пациентками; имя и дата госпитализации значатся на белой доске у Мод над головой.

      К ней уже кто-то пришел – женщина, длинные седые волосы распущены, ступни крупные, туфли леопардовой расцветки на острых невысоких каблуках. Она нежно держит Мод за руку и не отпускает, обернувшись к Тиму.

      – Она спит, – говорит женщина. – С тех пор как я пришла.

      – Но она ничего?

      – Насколько я понимаю.

      – Ей, наверное, это нужно.

      – Спать?

      – Да.

      – Так, – отвечает женщина, – безусловно, принято говорить. – Акцент у нее северный – центральные графства, северные центральные графства, где-то там. Тим неважно знает центральные графства.

      – Я Тим, – представляется он. – Тим Рэтбоун.

      – Сьюзен Кимбер, – говорит женщина. – Я преподаю у Мод в университете. Она мне утром позвонила. У нее после обеда была назначена учебная консультация.

      – Она вам позвонила?

      – Она у нас сознательная. И у них тут есть телефон на колесиках.

      – Я ее привез ночью, – говорит Тим. – Ей стало плохо.

      – Хорошо, что вы были рядом.

      – Да. Видимо.

      – Вы ее друг.

      – Да.

      – По университету?

      – Я окончил в позапрошлом году. Филолог.

      – Три года читали романы, значит.

      – В основном я читал про романы, – отвечает Тим. – Но это как-то вяло по сравнению с тем, чем вы с ней занимаетесь.

      – Да не то чтобы, – говорит профессор. – А если и так, в этом, видимо, и суть.

      – Я бы лучше занимался музыкой. Зря не занялся.

      – Играете?

      – Гитара. На фортепиано слегка. В основном гитара.

      – А, – говорит профессор, и лицо ее слегка смягчается. – Это вы, значит, гитарист.

      – Да. Она про меня говорила?

      – Я своих студентов допрашиваю беспощадно, особенно насчет личной жизни. Само собой, Мод сначала пришлось объяснять, что у нее есть личная жизнь. В смысле, нечто между работой и сном. О чем можно поговорить.

      Оба поворачиваются к койке, к спящей девушке.

      – Вы близко знакомы? – спрашивает профессор.

      – Пару раз выходили на университетской яхте. Раз я устраивал концерт – она пришла. На обеде в церкви. В конце Парк-стрит.

      – Она