Живое золото. Роман-иероглиф. Андрей Козырев
Читать онлайн книгу.
ему – в случае заключения брака – безбедное существование и удачную литературную карьеру. Но теперь, когда он готовился стать императором, эти цели, прежде столь заманчивые, становились для него мелкими, пустяковыми. Чтобы не потерять всё, Андрею надо было отказаться от многого – объявить Ольге о том, что их брак отныне невозможен.
Для сакраментального разговора наследник выбрал подходящий момент. Он объявил о разрыве тогда, когда после совместного завтрака они с Ольгой направились в фамильный склеп Левиафани. Там, согласно обычаю, девушка раз в неделю воскуряла благовония перед могильными брикетами предков.
Дело в том, что в двадцать первом веке, когда человек умирал, его тело перерабатывали и превращали в портрет усопшего – плоский, в полный рост, размером с ладошку, похожий на пряничного человечка. Такие брикеты-портреты могли храниться несколько столетий. В склепе Левиафани было около полусотни портретов, стоявших внутри ниш в серых гранитных стенах. Посреди склепа под колпаком из стекла горел факел – символ памяти об усопших. Среди тишины громко тикали часы, отсчитывавшие время до воскресения всех умерших.
Ольга стояла молча, держа в руке дымящуюся палочку с восточным благовонием. Светло-розовый дымок улетал в нишу, где на подставке стоял портрет её недавно скончавшегося отца. Воздух постепенно наполнялся тонким, неуловимым ароматом.
Руки Левиафани, одетые в жёлтые перчатки по локоть, казались неестественно длинными. Тонкий стан чуть изгибался назад. Ольга напоминала большую, длинноногую птицу, не умеющую летать, но ходящую по земле с царственной величавостью.
– Понимаешь, Оля… – бессвязно, морща лоб от головной боли, начал объясняться Андрей. – Я хочу сказать, что мы… то есть я… теперь, когда я избран… понимаешь…
– Я всё знаю, – тихим, низким голосом прервала его Ольга. – Мне друзья всё сообщают, что в высших кругах творится. Ты хочешь стать императором. Или погибнуть… Зачем ты этого хочешь? Ну, зачем тебе это нужно?
– Я… это… Я хочу изменить Россию, – запинаясь, квёло проговорил Рублёв.
– Ты выбрал не то слово, Андрей. Не изменить, а преодолеть. А преодоление России – задача запредельная… Лучше подумай обо мне. Жить со мной, быть вольным художником – это ведь лучше! Так ты большую пользу России принесёшь…
– Может быть… Но я все-таки человек. Я люблю себя, да. Люблю! И хочу славы. А стихами её в наши дни не добьёшься.
Тонкие и прямые, как стрелы, брови Левиафани удивлённо поплыли вверх, лоб и переносица чуть наморщились. Острый подбородок показался ещё острее.
– Слава – это почётная форма позора. Ты разве этого не знаешь? – Ольга бросила на юношу вопрошающий взгляд. – Ты будешь править, а газетчики по всему свету будут мыть твоё грязное бельё… Если ты думаешь, что это почётно, то ты ошибаешься.
– Может быть… Но я не только славы хочу, но и власти, – Рублёв еле собирал рассыпавшиеся мысли воедино. Диспут, затеянный Ольгой, пришёлся