– Вам нравится, мессир Шонсю?

      Жерар де Шонсю, прево города Монлери, вздрогнул всем своим тучным телом и утёр толстую шею заметно трясущейся рукой – в десятый, должно быть, раз за последние четверть часа. От мессира де Шонсю разило потом, чесноком и конюшней, и Бланка, всегда отличавшаяся болезненно чутким обонянием, возрадовалась, что усадила его в пяти локтях от себя. Иначе ей было бы весьма трудно изъявлять благодарность, которую она, бедная вдова, не признанная пэрами королева при мальчике-короле, должна была испытывать к тому, кто не отвернулся от неё в сей суровый для дома Капетов час. В те дни, когда Бланке не приходилось выслушивать донесения шпионов и принимать посланников своих врагов, она порой позволяла себе слабость и жаловалась дю Плесси, что Господу угодно было покарать её, избрав местом изгнания этот маленький грязный замок с его немытыми, неотёсанными и дурно пахнущими сеньорами. Однако сейчас она была здесь по их милости, а стало быть – в их власти, потому с любезной, терпеливой полуулыбкой дождалась, пока мессир де Шонсю отрёт пот с шеи и промямлит, как всегда, заливаясь краской от пристального взгляда королевы-матери:

      – Не могу знать, ваше величество, в рифмоплётстве я не силён.

      Тибо фыркнул, впрочем беззлобно – он любил старого Шонсю за простоту нрава, а к тому же знал, что тот и впрямь мало что понимает в изящной словесности. Бланка видела, с каким нетерпением Тибо поглядывает на неё, ожидая, что она скажет. Она с улыбкой взглянула на мадам де Шонсю, комкавшую платочек в кресле позади мужа.

      – А вы, мадам? Быть может, вы интересуетесь стихосложением более вашего супруга? – добродушно сказала Бланка, ласковым тоном давая понять, что вовсе не сочтёт положительный ответ вульгарностью и неприличием – как, бесспорно, сочла бы, будь они при её дворе в Париже. Впрочем, при дворе Бланки Кастильской в Париже никогда не оказалась бы бедная мадам де Шонсю, коренастая розовощёкая крепышка под стать своему мужу, более походившая на сестру его, чем на супругу. И робела она точно так же – неудержимо и по-крестьянски открыто, чем, пожалуй, была Бланке даже мила. Они были хорошие люди, эти Шонсю, и она непременно пожалует им баронство, когда всё останется позади.

      – П-по-моему, это было в-весьма м-мило, в-ваше величество, – пролепетала будущая баронесса де Шонсю и залилась румянцем по самые уши, некрасиво оттопыренные под льняной линией покрывала.

      – Благодарю вас, мадам, – немедленно отозвался Тибо, сияя такой улыбкой, словно сама Каллиопа сделала тончайший комплимент его поэтическому мастерству.

      Бланка кивнула и перевела взгляд на Плесси, смирно сидевшую в углу.

      – Жанна? Что скажете вы?

      Плесси по-совиному заморгала, не сразу поняв, что королева велит не прибавить огня в камине и не подать воды, а высказать своё мнение