А небо некстати в ночи голубеет,

      и бездну вбирают глаза глубиной;

      а жизнь на Земле несравнимо грубее,

      но небо в стихах остается со мной…

      И бьются поэтские души босые

      о камни житейских сует и невзгод,

      и каждый поэт в своем слове мессия,

      и каждый поэт в этом мире изгой;

      и те, кто сейчас не поймут и освищут,

      за гробом слезами омоют венки,

      а все, до цитаты, достанется нищим,

      что вслед усмехнутся: «Отбросил коньки».

      Мы все улетим. Но останется Слово

      иконами в храме на нашей крови…

      А с неба, некстати в ночи голубого,

      осыплются звездами строки любви.

      Мы шли уготованным ранее чьим-то путем, мы ведали

      Солнце и море по тысяче раз и так умирали, не зная, на

      что мы идем, и с нами измором ушли пять замученных рас.

      Когда мы вернулись, увидели небо в крови, когда мы

      вернулись, нас жаждали, ждали и жгли,

      и мумии улиц дорогами дней перевив, армады горгулий

      уснули в церковной пыли.

      Тиары и мантии саваном падают в грязь, икон благооких

      за окнами снова не счесть, а мир, от ума не горюя,

      сгорает от дрязг, и Солнце упало с Востока…

      И мы уже здесь.

      Кто с нами пойдет, мы не знаем, не видя живых,

      а мертвые очи способны полнеба убить! Мы плачем

      дождем, если душами плачете вы, но вряд ли сквозь сон

      вы упьетесь лишь кровью рябин.

      Мы ваши потомки, убитые вами давно, и общая

      ненависть наша должна умереть, как крыса в потемках,

      оставшись гуано в земном, которое мы еще вспашем

      на зимней заре. И старых царей из могил поднимая на

      суд, сдирая кресты с перепачканных кровью гробов,

      пусть наши друзья и враги общий крест понесут, гремя

      черепами погибших за слово «Любовь».

      Когда его вспомнят.

      На высоких отрогах серьезного Запада рук, там,

      где ходят стадами волы и коровы мыча, мы идем

      по дорогам, их камни ругая к утру, и приносим

      страданье туда, где надежный причал.

      А еще мы привозим надежды без веры в любовь,

      а еще в наших стойлах в солому заныкана соль, и

      запретную нежность мы дарим, идя на убой, а до

      этого стонем и ломом вбиваемся в сон…

      На высоких отрогах, где мысли стремятся в Тибет, нам

      с шерстистыми яками тесно – до них далеко,

      и тропою пологой спешат избавляться от бед те, кто

      истину маковым соком дольет в молоко.

      А еще мы на Север скалистый пойдем зимовать,

      и спокойная старость – бесцельная цель бытия.

      А еще мы посеяли истину в Божьих словах и находим

      в их зарослях слаще лекарства лишь яд

      на