К маме бы… она не узнаёт.

      А еще недавно узнавала.

      Пахнет морем – не наоборот —

      Йод на отвороте одеяла.

      К ней в палату приводили пса,

      Он смешно ей тыкался в колени.

      Бабушкина вера в чудеса

      Выцветает в третьем поколенье.

      Если эта степень пустоты

      Означает встреченную старость —

      У меня осталась только ты,

      И не говори, что не осталась.

      Когда мне было пятнадцать лет,

      Такой короткой казалась жизнь.

      Казалось, могут «оставить след»

      Ну, разве кетчуп и рыбий жир.

      А кто постарше – проеден ржой,

      И сорок с лишним – уже конец.

      И «в общем, близкий» всегда чужой.

      И «в общем, честный» всегда подлец.

      Когда мне было пятнадцать плюс,

      Я шла на казнь к девяти утра.

      Когда на мамино «я боюсь»

      Я отвечала: «а мне не стра…».

      Таким ужасным казался мне

      Мой бледный профиль, а также фас.

      И непонятно, по чьей вине

      Разрез японский еврейских глаз.

      На Дом печати цепляли флаг,

      По главной улице тек народ.

      Но запах «Явы» читался как

      Обетованье иных широт.

      Метель сжигала сухие лбы,

      И ветер горькие рты кривил,

      Но наш вокзал у базара был

      Обетованьем иной любви.

      И перемерзшие поезда —

      Обетованьем любви иной.

      И это то, что спасло тогда,

      И это то, что еще со мной.