---

Скачать книгу

---

Александру III поступило письмо, автор которого, повторяя расхожее мнение о взяточничестве Вышнеградского, с возмущением вопрошал: «Не сугубо ли грешно вручать ученику такого учителя [подчеркнуто в источнике. – Э.С.] продолжение [управления финансовым ведомством. – Э.С.]?»[50]

      Некоторые современники, напротив, признавали, что обвинения в корыстолюбии и стяжательстве в данном случае несправедливы. «Полагаю, что все знавшие хорошо С.Ю. Витте могут удостоверить, что никакие миллионы не могли заставить его покривить душою», – утверждал инженер путей сообщения Н.Н. Изнар[51]. Не менее осведомленный служащий Комитета министров Н.Н. Покровский отмечал в своих мемуарах: «Никогда и ни от кого из лиц, близко знавших С.Ю. Витте, я не слышал, чтобы он в какой-либо мере был нечестным человеком»[52].

      Сплетни о взяточничестве сановника были испытанным аргументом в бюрократической борьбе. В письме к редактору «Московских ведомостей» С.А. Петровскому влиятельный правый деятель В.А. Грингмут отмечал распространение слухов о взяточничестве Витте и Вышнеградского – слухов, которые появлялись «при каждом займе и при каждой конверсии»[53]. По словам Петровского, Вышнеградский в свое время был этим очень озабочен.

      В столице к Витте сразу же стали относиться как к выскочке, человеку из чуждой среды. Дополнительным фактором, побуждавшим воспринимать министра в подобном качестве, были особенности его внешности и манер, сразу бросавшиеся в глаза. Один из его сотрудников вспоминал: «На первых порах поражала прежде всего внешность Витте: высокая статура, грузная поступь, развалистая посадка, неуклюжесть, сипловатый голос; неправильное произношение с южнорусскими особенностями: ходатайство, верства, учёбный, плацформа, сельские хозяева – резали утонченное петербургское ухо. Не нравилась фамильярность или резкость в обращении»[54].

      Министр иностранных дел в 1906–1910 годах А.П. Извольский, привыкший к чистому русскому языку двух столиц, вспоминал: «Что всегда производило на меня неприятное впечатление, это его голос, который звучал очень резко, и особенно его произношение, усвоенное им в юности, когда он жил в Одессе. ‹…› Это произношение, которое было для него обычным явлением, чрезвычайно резало ухо…»[55] Вульгарность и грамматические ошибки речи Витте признавали многие знакомые с ним журналисты, в том числе Л.М. Клячко-Львов, И.И. Колышко, А.В. Руманов.

      Некоторые привычки сановника казались столичному обществу и вовсе экзотичными. А.С. Суворин в переписке с В.В. Розановым передавал разговоры о министре: «Витте, я слышал, преспокойно может забыть, что у него не переменены (за неделю, должно быть) носки, и проходить две недели в грязных носках»[56]. По воспоминаниям одного из литературных сотрудников Сергея Юльевича – а этот сотрудник относился к министру с явной симпатией – тот за столом вел себя достаточно непринужденно. На дипломатическом приеме Витте

---

Скачать книгу