Крик в небо – Вселенной. Книга 1. Она. Софи С./М.
Читать онлайн книгу.
прерывались звуком шаркающих шагов старухи, которая за умеренную плату приносила по утрам молоко.
– Хозяева! Есть кто дома? – заблеял старческий голос.
Эта старуха пришла на смену старику, все в деревне звали его «дедушка» и покупали у него молоко, пока кто-то не застукал его за купанием в нём. Ушлый был «дедушка»: набирал полную ванну, купался, потом, разливал в бутылки и продавал. Таким образом он «омолаживался».
– Ух, проклятая! – Вероника не любила ни стариков, ни молоко.
Хлопнула дверью и продолжила:
– Итак, почему же одни бесчувственны, словно ороговевший слой; другие – чувствуют в палитрах на миллион оттенков?
Она много думала о себе, анализировала свою жизнь и свои ощущения. Она была ранима с детства. Мимолётное слово могло ранить так, что она оправлялась от этого месяцами, а что покрепче помнилось до сих пор. Она была гордой ещё в детском саду. Не выносила, когда её ругали, вела себя тихо, только бы воспитатели не высказали чего. Это же так стыдно! Как потом с этим жить? Помнит, минут по пятнадцать стояла у двери в квартиру подружки, прежде чем позвонить, всё решала, что сказать её маме, чтобы та ничего дурного о ней не подумала и не сказала. В четыре-то года… Она никогда не нарывалась, но тронь её – глаза выцарапает. Воля дать отпор у неё всегда имелась, терпеть она не станет! Невыносимо терпеть, когда горит огнём – она была воспламеняема, сколько себя помнит.
Физическое наказание – тема отдельная. Детей пугает боль: малыши, рассказывая об этом на прогулках, всегда ссылались на боль. Они понимали порку буквально – это больно, говорили они, а больше ничего не могли сказать. Если их пороли сильно, они слушались, чтобы больше такое не терпеть, если не очень, продолжали в том же духе и даже не расстраивались. Для них всё было так просто… Но не для неё. Лишь пригрози ей подобным и это унижало настолько, что рождало ненависть к взрослому. Причём тут боль? Боли она не помнит. Есть вещи и похуже «пламени» на заду, беспомощность, например.
Отсутствие у ребёнка возможности оказать сопротивление или отомстить – сводили с ума. Задевало за живое и то, что наказания оправдывались обществом, они, якобы, являлись благом, признаком заботы и неотъемлемым элементом воспитания. Так, иные заботливые родители лупили детей прямо на улице, а то и во время посиделок с друзьями или родственниками. Проще говоря, в любой момент могли стянуть штаны и отшлёпать. Публика это поддерживала. Бывало, прямо при ребёнке они обменивались советами о том, как лучше пороть его. Публичность эта задевала не столько от стыда показать голый зад чужим людям, сколько от унижения марионетки, которой вертят, как хотят, и от того, что марионетка эта одна против всего мира – сама система порицает её, а это огромная сила против безысходной слабости.
Дикость неимоверная, думалось ей, и казалось, что взрослым это было неведомо. Они будто полагали, что у ребёнка и мыслей таких быть не может. Он же не человек: