Толя уговорил меня пойти в штаб армии, чтобы получить разрешение на брак. Я очень волновалась, боялась, что откажут нам. Но седовласый командир армии увидев наши счастливые лица, без проволочек выдал разрешение.

      Окрыленные, мы вышли из штаба Армии на улицу, пахнущую свежей листвой. С противоположной стороны, к нам метнулся заплаканный немец. Он принялся о чем-то нас просить. Я так растерялась, что не сразу поняла его слова. А он просил у нас несколько монеток, чтобы купить лекарства для своей больной фрау. У немца были только марки, которые не принимал аптекарь поляк. Аптекарь требовал польские злотые, отвергая деньги оккупанта. Немец был вне себя от горя.

      – Толя, пожалуйста, дай ему денег, – попросила я.

      – С большим удовольствием, битте, – проговорил Толя, протягивая немцу все свои деньги.

      Немец взял ровно столько, сколько требовалось – двадцать злотых, расцеловал мне обе руки и помчался в аптеку. Немецкая фрау была спасена. А нам с Толей предстояла недолгая разлука. Его переводили в польский город Калиш. Перед отъездом мы сыграли грандиозную свадьбу, гостями на которой были все наши однополчане.

      Жизнь потихоньку начала налаживаться, приобретая живые, весенние, яркие краски. В Калише Толя нашел комнатку в доме у милой старушенции пани Кишковской, которая сносно говорила по-русски и была рада приютить нас у себя. Пани стала нашей польской мамой, на некоторое время заменив нам родных, по которым мы безумно скучали.

      В день нашего отъезда домой пани Кишковская встала чуть свет, чтобы испечь миниатюрные сдобные булочки. Ей очень хотелось побаловать нас чем-то вкусненьким, а заодно и отблагодарить нас за полный сарай угля, который мы для нее заготовили.

      Маленькая старушенция