Послание к Коринфянам. Андрей Столяров
Читать онлайн книгу.руководством в конце концов было понято главное: нельзя рубить сук, на котором сидишь, невозможно год за годом опустошать страну невиданным по размаху террором. Лучше брать часть, зато более или менее постоянно. А быть может, самой Мумии уже не требовалось такого количества доноров. Одно дело – собственно оживление, и другое – поддержание жизненности. Отношения, во всяком случае, приобрели некую имперскую благообразность. Разработан был целый ритуал ежедневного жертвоприношения. Тут и многочасовое стояние в очереди, заметно ослабляющее посетителей, тут и обязательное посещение Мавзолея школьниками, у которых воля еще не до конца сформирована, тут и сам почти молитвенный трепет, подготовленный предшествующим идеологическим воспитанием.
Кстати, лично я этот трепет очень хорошо помню. В нашем классе о посещении Мавзолея стало известно еще до Нового года. Всю последнюю четверть Татьяна Григорьевна рассказывала нам о героической жизни вождя, мы писали домашние сочинения на тему «Владимир Ильич в моей жизни», почему-то это считалось сочинением на вольную тему, просмотрели всем классом фильм «Ленин в Октябре». В сам торжественный майский день оделись будто на праздник. А затем – автобус, Москва за окнами, приподнятое настроение. И действительно – многочасовое напряженное ожидание перед входом. Пустота Красной площади, дрожь в детских коленках. Огороженная барьерчиками толпа жаждущих приобщиться. Чинность, тихие голоса, возвышенная значимость происходящего. Невозможная загробная тишина священного саркофага. Восковые фигуры часовых в четырехугольном провале. Точно выхваченная светом, лежащая в центре неправдоподобно живая фигура. Какой он маленький! А почему у него опущены веки? И моя – ничтожность, готовность пожертвовать всем, открытость, как перед Богом. Вечером у меня подскочила температура и слегка зазнобило. Всю неделю потом я чувствовал себя как после гриппа.
Интересно, сколько дней (месяцев, лет) жизни взяла у меня Мумия? Разумеется, «сбор» от одного-единственного контакта с ней был практически незаметен, но учитывая, что, например, в 1924–1972 годах Мавзолей посетило свыше 73 млн. человек, можно с уверенностью полагать, что «энергии жизни» хватало и даже с некоторым избытком. Фантастическое долголетие советских партийных деятелей имело, по-видимому, еще и этот источник. Маршал Советского Союза Буденный дожил до девяноста лет, маршал Ворошилов – до восьмидесяти восьми, «единица устойчивости» Микоян – до восьмидесяти трех, Молотов, он же Скрябин, – до девяноста шести. Но, конечно, всех перекрыл хитрый старик Каганович, обнаруженный здравствующим аж в перестроечные восьмидесятые годы. Я уже не говорю о старцах из окружения Л.И. Брежнева – о неувядаемом Пельше, о будто законсервированном Черненко, да и сам Леонид Ильич несмотря на возраст выглядел достаточно браво. Разумеется, медицина сделала в послевоенный период колоссальный рывок вперед, но одними успехами геронтологии этого феномена не объяснить. Причем вряд ли все эти люди