Такие родные, словно вжившиеся в плоть, луга и деревья отступили за спины, и глазам предстала чуть всхолмленная долина. На её зелёных полях видны борозды логов и одинокие островки подлеска. В ещё слабом весеннем зное кристального воздуха, роятся и возносятся бесчисленные насекомые, а в слепящей глубине небес, едва различимы птицы, делающие мерные круги.

      Поменялись и запахи, вливая в меня добавочную порцию вдохновения, и так высокого после присоединения Анны. Путь теперь сопровождаем её мелодичным голосом, напористым флиртом и прекрасным обликом. В заплечном мешке я оставил половину из того, что она умудрилась туда набить, забрав остальное себе. Ранец к земле, конечно, тянет ощутимо, но не гному этого чураться, ведь плоть Тверди – наше лоно.

      – Хи-хи, почему Гадожор? – спросила она, когда услышала обращение к гоблину.

      – Он всё подряд жрёт, например, сороконожку у меня из-под кровати, – поведал я, тоже поддаваясь смеху.

      Мы бодро топаем по ещё невысокой траве, пустив вперёд Атакауна. Тот, конечно, бодрости не разделяет, но старается.

      – Ну, это ведь даже хорошо. Еды у нас не много, а сможем ли найти в округе – не известно, – проговорила Анна. – Так что мне даже нравится такой проводник. А как тебя зовут?

      Гоблин обернулся, удивлённый, что лунарка обратилась к нему.

      – Атакаун, – ответил он, последний слог делая глубоким и горловым.

      – О! А меня зови Анна или Куница, – мягко обратилась лунарка.

      – Ты зря с ним по-хорошему, – предупредил я.

      – Но я иначе не умею, Ворк. Пусть в нашем отряде, ты, будешь суровой и надёжной опорой. Атакаун, конечно, не красавец, но в чём-то милый. Смотри, какие ушки у него.

      Гоблин