Кузьма вернулся только после трех дней отсутствия, в понедельник к вечеру. Всегда невозмутимый, даже он сейчас казался растерянным. Егоровна начала допрашивать его прямо во дворе.

      – Ну!

      – Не запрягай, Егоровна, дай распрячься. Иди в дом, я сам к вам зайду, и к тебе, и к барышне.

      – Да, ладно, хоть скажи как там, в Луговом? Наталья его успокоила хоть немного? А то сам не свой уезжал благодетель-то наш. Письма, вон, дома писать взялся, вроде как не в себе. И девка мается.

      – Не были мы в Луговом. Вовсе не были, даже не заезжали. – Кузьма повел лошадь к стойлу. – Иди, Егоровна, дай отдышаться.

      Егоровна поплелась в дом. Сказать, что она была ошарашена ответом Кузьмы, этого мало. Она практически была уверена, что растерявшийся от непривычной для него ситуации с дочерью, не зная как вернуть душевное равновесие, благодетель ее мог поехать только в одно место! В Луговое. К Наталье, от которой всегда возвращался умиротворенным. Куда ему еще было податься, она не могла даже ума приложить.

      Но вот Кузьма почистился, переоделся и пришел в господский дом с докладом. Он долго вытирал до блеска начищенные сапоги в прихожей и все не решался пройти дальше – он тут частым гостем не был. Лиза сказала няне:

      – Егоровна, подай чаю. Кузьма Иванович, проходите в столовую.

      – Нет-нет, барышня! Как можно. Я тут уж. Да давайте я прямо тут обскажу все по-быстрому и пойду! К себе.

      – Ну, так я просила тебя по-быстрому, змей! – шипела на него няня. – Взбаламутил ребенка, а теперь «по-быстрому»! Давай уж теперь обстоятельно, голубь ты наш! Иди в кухню, там накрою, раз так!

      – Да, няня, давай на кухне, – Лиза приглашающе показала на ближайшую дверь и Кузьма, расшаркиваясь, проследовал вперед.

      – Ну, не томи! – взмолилась Егоровна, когда все расселись, а она взялась раздувать самовар.

      – Ну, значит, едем мы, едем, как всегда, он все в думах своих. А как к мосту сворачивать уже, так он как очнулся. Езжай главной дорогой, говорит. Я: «Куда ж?», а он: «Езжай!». Вот.

      – Что «вот», змей окаянный! Где он? Ты ж душу всю из нас вымотал! – Егоровна хлопнулась на табуретку рядом с Кузьмой и бубнила ему почти в самое ухо, пристально буравя его взглядом.

      – Вы угощайтесь, Кузьма Иванович, – Лиза пододвинула ему поближе варенье в вазочке на высокой ноге.

      Кузьма с благодарностью кивнул, но хрупкого сооружения коснуться не рискнул, а стал обстоятельно переливать чай из чашки в блюдце. Егоровна в сердцах плюнула, встала из-за стола и начала греметь посудой, как она это умела. Кузьма громко прихлебывал. У Лизы по щеке потекла слезинка. Кузьма Иванович, заметив это, чуть не выронил блюдце и со звоном поставил его