Русский крест. Первая книга. Архангельск-Новосемейкино (сборник). Александр Образцов
Читать онлайн книгу.
Чернышевского и Добролюбова. С тою лишь разницей, что Добролюбов с Чернышевским особо не мудрствовали, оставаясь в рамках лубочной литературы.
Никакой русской загадки не существует. Существует страшная русская быль, всеобщее полуторавековое ослепление людей, породившее множество гениев, не имеющих к этой страшной основе никакого отношения, так же как Улугбек не имел никакого отношения к своему дедушке Тамерлану.
Нет, сегодня уж обязательно надо напиться!
4.
– Это мои родители, – представил Иван воинственного вида старушку и вялого старика. – Приехали ко мне погостить. Совершенно меня не понимают. Обычно дети считают себя умнее родителей. Но здесь уж какой-то феноменальный случай. Их суждения так нелепы и архаичны, что мне кажется – между нами разница в полторы тысячи лет. Вот, послушайте. Отец, – обратился он к старику, – как ты относишься к евреям?
– Евреи? – переспросил старик. – А чего – евреи? У нас их нету. Нету у нас евреев. Никого. Два татарина живут за линией. И цыгане на бричке. А евреев у нас нет. И слава богу. Мы их знать не знаем, что это такое.
– Да уж молчи ты! – прикрикнула старуха. – Он же над тобой смеется. Грамотный стал. Вот надо было его в детстве не баловать. Библиотекарша ему, видите, нравилась. А простую какую девушку из семьи? Это ему зазорно. Титьки у этой библиотекарши не так устроены. Да простая девушка разве грибов не насолит? Грядку не вскопат? Скотину не уберет? Родителям на старости картошку поможет засыпать. Как будто он не знает, что тому – поставь, тому – поставь, почтальонше и той стакан налей! А за деньги-то его что теперь купишь? Быка безрогого.
Старушка заплакала. Старик сумрачно смотрел на нее, смотрел…
– Ты, Иван, не слушай ее, – вполголоса сказал он. – Ты вообще никого не слушай. Человек другому советует только во вред. Потому что польза ближнему – тебе убыток. Количество всего одинаковое. И это количество люди между собой таскают, делят. Своего близкого легче всего обмануть, ударить. До дальнего-то дотянись. А в близкого можно даже прицелиться.
– Прости меня, отец! – сказал Иван, и заплакал.
Лежа
При всей любви
Запоминание всегда вызывало во мне страх: злобная агрессия в мой мозг. Не хочу! Ничего не хочу запоминать! Пусть само остается, если хочет.
При всей моей любви к народу – если он что-то запомнил, то ничем уже этого не выбьешь.
При всей любви к человечеству, как единственным своим разумным родственникам, разума особого в нем я увидеть не могу. Есть кое-какие запутанные и таинственные знания, то там, то тут, но они враждебны друг другу, поэтому не могут называться знаниями. Нет никаких знаний. Один только подарок судьбы: висим мы гроздьями, как виноград, – и падаем в пыль.
При всей любви к прошлому остаются узелки, островки, заплатки – как угодно – доверчивости к миру, в котором появился так случайно, так вдруг. Кто-то защитит, кто-то укроет от дождя, снега,