Дробись, дробись, волна ночная,

      И пеной орошай брега в туманной мгле.

               Я здесь стою близ моря на скале,

               Стою, задумчивость питая,

      Один, покинув свет, и чуждый для людей,

      И никому тоски поверить не желая.

               Вблизи меня палатки рыбарей;

               Меж них блестит огонь гостеприимный,

      Семья беспечная сидит вкруг огонька

               И, внемля повесть старика,

               Себе готовит ужин дымный!

               Но я далек от счастья их душой,

               Я помню блеск обманчивой столицы,

      Веселий пагубных невозвратимый рой.

               И что ж? – слеза бежит с ресницы,

      И сожаление мою тревожит грудь,

      Года погибшие являются всечасно;

               И этот взор, задумчивый и ясный —

               Твержу, твержу душе: забудь.

      Он все передо мной: я все твержу напрасно!..

               О, если б я в сем месте был рожден,

               Где не живет среди людей коварность:

      Как много бы я был судьбою одолжен —

               Теперь у ней нет прав на благодарность! —

               Как жалок тот, чья младость принесла

      Морщину лишнюю для старого чела

               И, отобрав все милые желанья,

      Одно печальное раскаянье дала;

      Кто чувствовал, как я, – чтоб чувствовать страданья,

      Кто рано свет узнал – и с страшной пустотой,

      Как я, оставил брег земли своей родной

               Для добровольного изгнанья!

      Не думай, чтоб я был достоин сожаленья,

      Хотя теперь слова мои печальны, – нет,

      Нет! все мои жестокие мученья —

      Одно