Хенкель каждый вечер доказывал, что не зря имел славу хорошего охотника – голодными путешественники спать не ложились. Они уходили по вечерам с дороги вглубь леса, стараясь найти ручей, чтобы пополнить запас воды, и расположиться на ночлег неподалёку от него. Девушки готовили место для сна, а Хенкель, стреножив коней, разводил огонь и отправлялся на охоту.

      За день, надышавшись ядовитыми парами и смрадом, поднимающимися над пепелищами, оказываясь в гуще живых деревьев, становилось легче дышать и думать. Свежий лесной воздух хотя бы на время очищал лёгкие.

      Как только девушки оставались одни, то сразу скидывали с себя дорожные платья. Вытряхивали и развешивали на ветвях до возвращения Хенкеля. Он, зная об этом, чтобы не смущать, обязательно предупреждал о своём приближении свистом, напоминающим сыча.

      Недолгое проветривание одежды приносило пользы немного. Хотелось выстирать вещи, но девушки опасались, что к утру ничего не высохнет и тогда придётся задержаться. А этого никто не желал. Поэтому приходилось мириться и с духотой, и со смрадом, и с несвежей одеждой. Надевать другие вещи им тоже не хотелось, чтобы хоть что-то оставалось чистым для дальнейшего путешествия по океану. Да и все эти неудобства казались такой мелочью по сравнению с гибелью близких и похищенными детьми. Поэтому ни девушки, ни тем более Хенкель, за все дни путешествия ни разу не выразили недовольство.

      Зная, что юноша недолго пробудет на охоте, девушки быстро умывались и немного обтирали тела водой из ручья, стараясь удалить запах гари, а затем Далила начинала заниматься спиной Аннет. Та не видела, что происходит с кожей, а Далила только успокаивала, глядя на страшные грубые рубцы, образующиеся на месте ожога. Мазь помогала хорошо. Она обезболивала, не давала возможности развиться воспалению. Раны быстро затягивались, лишь иногда по ночам, неудачно повернувшись, Аннет чувствовала, как новая тонкая кожа лопается и начинает кровоточить.