Телевизор. Исповедь одного шпиона. Борис Викторович Мячин
Читать онлайн книгу.
казалась мне жалкой, покрасневшей от стыда, что здесь, в центре России, происходят события, которые и в учебник истории-то не вставить, до того они кажутся позорными. Я прошел через Боровицкие ворота, их никто не охранял. На площади гарцевала одинокая лошадь, в литейной яме лежал разбитый колокол; а с колокольни почему-то сыпалось зерно.
Я вспомнил вдруг, как давно, совсем еще в отрочестве, отец Варсонофий, когда учил меня читать, рассказывал про Смуту и про Лжедмитрия, на самом деле монаха Чудова монастыря Гришку Отрепьева. Вот здесь всё и было, подумал я, и всё было точно так же. Московская толпа, разъяренная тем, что Марина Мнишек поцеловала икону Богородицы не в руку, а в губы, стала бить в набат и резать спящих поляков, а потом бросились искать и самого Отрепьева; самозванец побежал, но оступился и упал с колокольни; его привели в чувство, напоили спиртом и стали требовать, чтобы он отрекся; Лжедмитрий упорствовал; «что толковать с польским еретиком!» – закричал какой-то боярский сын и выстрелил самозванцу в грудь. Потом Лжедмитрия добили, тело сожгли, смешали прах с порохом и выстрелили из пушки в сторону польской границы, откуда он и явился, со своею Мариной.
Нам рассказывают о временах Смуты как о проявлении народного духа и торжества православия, подумал я. Но ежели здраво всё рассудить: главным врагом народа оказался сбежавший и переодевшийся монах… Нет ли в таких рассуждениях ущерба? И не путаем ли мы безумие пьяной черни с подлинно народным величием? Какое уж тут торжество, распад веры, погибель страны…
В Чудовом всё было еще хуже. Древний монастырь стал полем недавней битвы: выломанные окна, ободранное Евангелие, ризы, престол; всюду валялись трупы, всё было залито вином и кровью. На амвоне сидел мужик в грязной дорогой шубе, очевидно, где-то им украденной, и ножом выковыривал камни из оклада. Он был самой невзрачной внешности, с густой и неопрятной черной бородой.
– Ты кто таков? – грозно спросил он, посмотрев на меня. – Послушник, што ли?
– Да, – соврал я, – послушник.
– В Бога веруешь? – всё с тою же скрытой угрозой в голосе проговорил мужик, играя своим ножом.
– Верую, в Иисуса Христа, распятаго при Понтийстем Пилате, – отвечал я своею привычной формулой, – и страдавша, и погребенна…
– То есть ты веришь, шта Иисуса Христа распял Понтий Пилат, – усмехнулся мужик. – Ловко придумано: вроде как ты говоришь по символу веры, а на деле дурака ворочаешь…
Я покраснел. Необразованный дворовый разгадал хитрость, которой не замечали просвещенные сенаторы вроде Ивана Перфильевича.
– Не переживай, мямря, – ощерился мужик. – Я тоже не верую. А чяму веровать-то? Сказкам поповским? Манифесту царскому? Мне россказни сии как паджырибок яловой карове… В том манифесте написано, шта дворяне и попы имеют всю власть над Россией, над простыми людьми, и число зверя выведено, три шестерки, сокрытые четыремя печатями. Получается, шта поповский бог есть перевёртух, а истинный бог кроется в народной душе… Правды нет… Всю правду попы из народа вытрясли…
– В чем же правда?
– В