После ухода Никиты Лаврова на некоторое время в квартире воцарилась тишина. Слышен был только стук раскладываемых доктором приборов и писк тонометра.

      – Вот черт, вата кончилась, – поморщился он, уронив тампон на пол, – последняя была.

      – Голубчик, в спальне в верхнем ящичке комода возьмите, там новая упаковка есть.

      Как только доктор вышел, в прихожей щелкнул замок, еле слышно отворилась дверь, и заскрипели половицы.

      – Кто? – приподнимаясь на подушках, испуганно спросила Лизавета Саввична. – Кто там? Славик, это ты?

      Шаги стихли на кухне, потом скрипнула дверца кухонного шкафчика, но никто так и не отозвался. Из спальни появился Краснов, громко шурша пергаментной упаковкой стерильной ваты.

      – Что случилось? – вопросительно посмотрел он на Лизавету Саввичну. – Вы с кем-то разговаривали?

      – Тсс, – прижала палец к губам женщина, – там кто-то есть.

      – Да я здесь, я. – В комнату вошел высокий худощавый мужчина с коротко подстриженными седыми висками.

      – Ах, это вы, Слава. Зачем матушку пугаете? Могли бы для начала зайти поздороваться, – пожурил его доктор Краснов, вводя в вену больной лекарство.

      Лизавета Саввична жестом попыталась остановить его, и он укоризненно покачал головой.

      – Избаловали сына, Лиза. Даже сейчас жалеете, слова не даете сказать.

      – А вы все такой же, – саркастически засмеялся Слава, – все бы вам поучать да поучать.

      – Как вы стали похожи на своего отца! – вдруг воскликнул Краснов, разглядывая его. – Тот же жесткий взгляд, те же скулы, нос и…

      – Хватит!

      – Помилуйте, – примирительно произнес доктор, – разве можно так долго ненавидеть? Сколько лет уж прошло, как отца нет, а вы все помните.

      – И никогда не забуду.

      – Простите его, и вам сразу станет легче.

      Не отвечая, мужчина вышел, хлопнув в прихожей дверью так, что посыпалась штукатурка.

      – Вот видите… – со слезами на глазах обратилась к врачу Лизавета Саввична. – Ну что мне делать? Думаете, он отца ненавидит, а меня любит? Он и меня не любит. Забыть не может, как я его в детстве оставляла, когда на гастроли уезжала. Но что же мне было делать?! Не таскать же мальца с собой. Да и ведь с родным же человеком оставляла, не с чужим.

      – Лиза, право слово, ваш сын уже давно повзрослел, он сам отец, и не думаю, что столь уж хороший. Какое право он имеет судить вас?

      – Да, Томочку жалко, – всхлипнула Лизавета Саввична, – совсем он ею не интересуется. А такая девочка хорошая растет!

      – Давайте еще укольчик успокоительного сделаю, затем обо всем забудем и поспим. Вам сейчас нельзя нервничать, может новый приступ случиться.

      Доктор дождался, когда старушка мерно задышала и веки ее смежились, тихо собрал разбросанные по столу инструменты в саквояж и, захлопнув за собою дверь, ушел.