Учебник рисования. Максим Кантор
Читать онлайн книгу.
раньше, – Фогель-старший нахмурился, – общество показалось мне довольно нецивилизованным.
– Да, вы правы, – горько сказал Гриша Гузкин и деликатно скушал оливку, а косточку положил в пепельницу, – Россия отброшена в своем развитии на много лет назад коммунистической диктатурой.
– Но искусство, – вставил Фогель-сын, – искусство Россию спасет. Как это предсказал Достоевский. Вот Гриша, – объяснил Фогель-сын Фогелю-папе, – Гриша делает по-настоящему радикальное искусство. Он обличает пороки своего отечества.
– Это правильно, – сказал Фогель-старший.
– У Гриши есть полные сарказма полотна. Невозможно смотреть без искреннего смеха на этих фанатичных пионеров. Такие бетонные лица, ха-ха-ха!
– Пионеры, ah so, – сказал старый Фогель.
– Дело не только в пионерах. Пороки общества, – сказал Гриша Гузкин, – к моему великому сожалению, укоренены в нашей истории. Знаете ли вы, как тяжело пробиться свободной мысли через асфальт прошлого.
– Прекрасный образ, Гриша, – сказал Фогель-сын. – Асфальт прошлого. Коммунизм, колхозы, пятилетки, пьянство, антисемитизм…
– Вот, говорят, арийский антисемитизм, – заметил Фогель-отец. – В нас и не было никакого антисемитизма. Никогда!
– Как вы правы, – вежливо поддержал Гузкин, – в русских антисемитизма гораздо больше, чем в немцах. О, как там, в России, развит антисемитизм! Зоологический!
– Ah so! В самом деле?
– О, вы не поверите! У русских комплекс неполноценности по отношению к евреям, и они компенсируют его звериным антисемитизмом.
– Ah so! А здесь совсем не так! Никакого комплекса неполноценности. Вот ни капельки. Kein Tropfchen! У меня, например, никогда не было.
– Вы же цивилизованный человек, европеец.
– Ja, ja. Но я, например, воевал на Восточном фронте. Пришлось.
– Что ж, вы – солдат, – вступился Гузкин за честь немецкого мундира, – что делать? У вас не было выбора. Я уважаю в вас честного противника, – вежливо сказал Гриша.
– Да, я просто солдат, – подтвердил старый фашист, – сам приказов не отдавал, кстати, я за всю войну и еврея-то ни одного не видел. Какой же может быть антисемитизм, если я евреев не видел? Нет, был один случай – на Украине, мы стояли недалеко от Винницы, Winnitza, richtig? – фашист мечтательно поднял взгляд к потолку, предаваясь воспоминаниям. – И мимо нас провели колонну каких-то людей. Утром было дело. Морозное утро, вообще, страшно холодная была зима. Der Opa Frost! Как вы живете в таком климате?
– Ужасный климат. – Гузкин развел руками. Ему неловко было за российскую погоду.
– Ja. Ja-ja. Значит, шла колонна. Я помню еще спросил, кого ведут. Мне сказали, что евреев. Но куда они шли, зачем? Lieber Gott, я не имею никакого понятия.
В гостиную вошел Оскар и, прервав паузу (а Гриша не нашелся, что сказать), проводил к диванам новых гостей. Гости расселись, им разнесли шерри, и они стали кушать оливки. Гриша подумал, что не стоит есть так много оливок: хорошо бы сохранить силы и на обед – из-за дверей в столовую тем временем неслись головокружительные запахи,