Учебник рисования. Максим Кантор
Читать онлайн книгу.
себе излишества – потеряешь право говорить что думаешь. Русский интеллигент (а ты – интеллигент в четвертом поколении) может не быть диссидентом, но он не имеет права на богемную жизнь». Так отец сказал Павлу, явившемуся домой под утро – после веселой ночи в клубе авангардистов. «Ты вовремя читаешь нравоучение, – сказала мать, отстаивавшая независимость Павла. – Умеете вы испортить удовольствие от праздника – ты и твоя семья». Павел посмотрел на мать с благодарностью и спросил, кем же считать известного диссидента Захара Первачева, чьи оргии с натурщицами так любила обсудить светская Москва, разве Первачев – не гордость оппозиции? «Первачев – диссидент, – сказал отец, – но отнюдь не интеллигент. Государство – дурно, но оно апеллирует к морали, и если для того, чтобы быть оппозиционером, надо стать аморальным субъектом – то дело оппозиции заранее проиграно». – «Однако оппозиция побеждает», – сказала в тот вечер мать Павла, но отец ничего ей не ответил.
Стол в проходной комнате застелили клеенкой в клетку, нарезали вареные овощи, открыли рыбные консервы. Гостей было немного: близкая родня и двое друзей Павла.
Павел пригласил тех, с кем сблизился в последнее время, – Леонида Голенищева и Семена Струева. Придут ли они, серьезные взрослые люди? Что им за интерес ехать через весь город в тесную квартирку на окраине, сидеть на кривом стуле подле наструганного теткой салата, говорить с родственниками, которые живут неказистой и скучной жизнью. Он ждал, что гости зайдут в туалет и увидят сломанный унитаз, в который надо лить воду из цинкового ведра, а едва гости откроют кран, как взвоет ржавая водопроводная труба. Он ждал, что вечером оживет квартира напротив: там с недавних пор веселились ночи напролет. Беспрестанно хлопала дверь, вновь прибывшие говорили громко и грубо, те, что не помещались внутри, стояли на лестничной площадке. Во дворе рассказывали, что в квартире – притон, туда водят проституток, теперь таких гадостей в Москве много. Привозят с Украины хохлушек несовершеннолетних, рассказывали во дворе, отбирают паспорта, привязывают к батарее и насилуют. В рассказы такого рода поверить было трудно, но даже думать о том, правда это или нет, – было неприятно. На лестничной площадке курили несимпатичные мужчины, они громко ругались, били бутылки, поделать с этим ничего было нельзя. Однажды Павел вышел на лестничную площадку и вступил в разговор с обитателями притона.
– Тише можно? – спросил Павел, голос его прозвучал жалко. Человек, к которому он обратился, плюнул в желтый кафельный пол, и соседи ушли к себе. Из-за соседской двери слышен был женский визг, какую-то Анжелику заставляли делать нечто, что ей не нравилось. Павел стоял в коридоре, слушал, как визжит Анжелика, он был себе противен. Что за дело мне до них, думал он, но эта мысль не делала его храбрее. С тех пор Павел не говорил с соседями – выходить и спрашивать, зачем шумят, было нелепо, да и страшно. В конце концов, можно перетерпеть, не поднимая