– Добро пожаловать, дорогие прихожане, на празднование крестин этой маленькой дщери Божьей, – торжественно провозгласил епископ Херардо Монтеро, и продолжил, обращаясь уже к стоявшей перед ним молодой паре с новорожденной девочкой на руках у матери. – Вы связали свои жизни узами брака, дали рождение этому ребёнку и пришли в Церковь, чтобы крестить его. Какое имя вы выбрали для своего ребёнка?

      – Пьедад, – ответил Пабло, красивый молодой отец с буйной шевелюрой, одетый в белоснежный костюм, и его супруга, очаровательная донья Эльвира кивнула, ослепительно улыбнувшись священнику.

      – Чудесное имя⁷! Помните же, что испросив крещения для своего ребёнка, вы обязаны растить его в христианской вере. Крещу тебя, маленькая Пьедад, от имени Церкви Божьей, во имя Отца и Сына и Святого Духа.

      Отец Херардо наложил большим пальцем знак креста на лобик младенца и начал потихоньку лить воду из медного кувшина на её крошечную головку. Пьедад захныкала.

      В переполненном нефе, в первых рядах, выделялась группа из шести Фуэрте-младших. Почти все они были одеты, в цветастые «гавайские» рубашки, по моде мексиканских провинциалов, светлые брюки и беговые кроссовки. Массивные золотые браслеты на волосатых руках, позвякивая, стукались об «ролексы» при каждом жесте. «Лысый» Панчо, старший из них, водрузил на голову огромный белый стетсон, который он упорно отказывался снимать даже в церкви. Взоры молящихся прихожан с нескрываемым любопытством обращались на братьев гораздо чаще, чем на отца Херардо, произносившего тем временем сакральные формулы с амвона.

      «Горилла» Хуан, стокилограммовый великан, затянутый в трещавшие на нём чёрные кожаные штаны, склонился к уху «Лангуста» Эдо и низким голосом сообщил:

      – Говорят, Монтесума послал сюда своего человека.

      – Зачем? – равнодушно пожав плечами, ответил Лангуст.

      – Разбираться. Якобы из-за того, что «Синий» после ареста дяди сообщил ему, что отдал штат «Доктору», а «Доктор» сбежал. Теперь трезвонит на каждом углу, что мы заплатили Тибурону, чтобы тот его убрал. Позорит семью перед уважаемыми людьми.

      – А Монтесума здесь причём? – всё так же равнодушно проронил Лангуст.

      Горилла собирался ответить, но после того как Панчо окатил его выразительным взглядом святоши, лишь покрутил указательным пальцем в воздухе, звякнув браслетами. Лангуст согласно кивнул: «поговорим после мессы». В этот момент братья церемонно, друг за другом, пристраивались в проходе между скамьями к очереди прихожан за причастием. Временно забытое отвлекшимся Богом население привычно, по-сизифовски, тянулось друг за другом в сторону трансепта, к недосягаемому свету. Панчо вновь обернулся к Хуану и сделал большие глаза. Хуан сначала не понял, но потом вспомнил, что сегодня не исповедовался, вышел из очереди и вернулся на место, откуда мрачно наблюдал, как коленопреклонённый