И оказалось – центре.

      Ну разве не гений я, ликовал Полетаев, расхаживая по огромной квартире. Смотрите здесь, смотрите там, нравится ли это вам? Кухня переходила в аэродромный холл, обвешенный картинами в овульгаренном эйнштейновском духе, в том смысле, что ничего не было понятно относительно их содержания, а из двух туалетов можно было элементарно сделать стерильные медицинские лаборатории. Истинно гений я, в натуральную величину.

      – А где твои батюшка и матушка? – поинтересовался Полетаев, усаживаясь на крутящийся стул, как раз с целью на нем покрутиться.

      – Предки на Филиппинах. – Марина хохотнула. – Скоро заявятся.

      – Жаль. – Полетаев спохватился. – Жаль, что тебе не удалось поехать с ними.

      – Филиппины – это не круто. – Марина пожала плечами. – Мне что, там с предками бамбук курить от скуки?

      – Бамбук – это лажа.

      – А у меня и свой хауз есть, – зачем-то сообщила Марина, – правда, далековато, на юго-западе, в новом районе.

      – Далековато, – надув щеки, согласился Полетаев. Он опасался выдать свое нескончаемое ликование. Могучая Эмка, почему-то по частям, начала уже таять в его несчастном прошлом.

      – А у тебя что? Машина какая?

      – У меня пока двухкомнатная, Романова двадцать квартира пятнадцать, – назвал он с ходу адрес Гриши Застудина. – А машину я в позапрошлом году разбил, теперь страх, понимаешь, сяду за руль, задыхаюсь и ноги зябнут. Психоаналитик сейчас со мной работает. Может, пройдет… Я тут с Рязановым встречался, – Полетаев ловко сменил тему, – знаешь такого мэтра? Он читал мою пьесу, прямо упал с кресла от смеха, хочет ставить…

      – О! – сказала Мариночка, удолетворенно кивнув и закуривая «Вог».

      – Думаю, что возьму на главную роль Абдулова…

      – Я видела в журнале – ему уже полтинник! – Мариночка скривила накрашенные губки.

      – Так он будет играть роль папаши твоего жениха, – нашелся Полетаев.

      – Давай покажу тебе мэна в моем вкусе! – Она быстро нажала на серебристый пульт наманикюренными пальчиками и на огромном плоском экране началось такое, что Полетаев от стыда зажмурил глаза. Какой из мэнов был во вкусе Мариночки, узнавать не хотелось. Любимый актер полетаевской юности Александр Абдулов казался бы среди этих домноподобных эротоголиков андерсоновским эльфом.

      – Все это пошло, – беря себя в руки, сказал Полетаев. Он приоткрыл глаза, но отвернул голову от маниакального экрана, с которого неслись вой и всхлипы. – Дай лучше