Екатерина наградила Ушакова орденом Владимира четвертой степени; она писала Потемкину, чтобы не давал кораблям имен с большим патетическим смыслом, ибо они иногда обязывают экипажи к немыслимым действиям, дабы оправдать свое громкое название. «Из Цареграда получила я торговый трактат, совсем подписанный, и сказывает Булгаков, что они (турки) знают о занятии Крыма, только никто не пикнет… я чаю, после Байрама откроется, на что турки решатся». Потемкин указал, чтобы управление Тавридой перевели из непригодного Карасубазара в город Ак-Мечеть, дав ему новое название – СИМФЕРОПОЛЬ (что значило «Соединяющий»).

      Прохор Курносов, повидавшись с Потемкиным, умолял отпустить его с сиротами на родину – в Архангельск:

      – Здесь я не могу остаться. Все время ее вижу, от могилки не оторвусь. Плачу часто и пью шибко. Раньше-то, бывало, коли что не так делаю, Аксинья поедом ест. А теперь я совсем стал несчастным – и побранить меня некому.

      – Я тебя побраню… А земли крымской хочешь?

      – На что она мне? – приуныл Курносов.

      – И мужиков дам. Всякий дворянин обязан по владенью земельному приписан быть к губернии. Вот и станешь помещиком.

      – Я в воле урожден и других неволить не хочу.

      Потемкин сказал, чтобы не дурил и ехал в Севастополь.

      – Там верфей нету, что мне там делать?

      – Зато флот собирается. Будешь кренговать корабли ради их ремонта, город и гавань основывать.

      – Градостроительству не обучен.

      – Я тоже не Палладио… однако строю. Езжай, братец, от могилки жениной да от кабаков наших подалее. А земли я тебе все-таки отрежу, – сказал Потемкин. – Возле деревни татарской, коя называется Ялтою… владей! Будешь соседом моим. Я недалече от Ялты взял для себя Массандру, взять-то взял, да теперь сам не придумаю – какого рожна мне там надобно?

      – А куда я детишек дену? Выросли. Учить бы…

      – Забирай с собой. Учи сам, – ответил Потемкин. – Когда в возраст придут, мы их в Морской корпус засунем…

      Поздней осенью на фрегате «Перун» Курносов с близнецами своими отплыл из Глубокой Пристани. Днепровский лиман вихрило мыльной пеной. Петя с Павлушей, еще дети, любопытствовали:

      – А что там справа чернеет, тятенька?

      – Это крепость Очаков, где гарниза турецкая.

      – А слева эвон желтеет?

      – Это, детушки, коса Кинбурнская, земля уже нашенская. У начала косы Суворов крепостцу основал. Тоже с гарнизой…

      На рассвете «Перун» вбежал в Ахтиарскую бухту Севастополя. Далеко на холмах паслись отары овец. По берегу теснились мазанки, подымливала кузница, виднелись кресты на кладбище. Шумели старые дубы, всюду ярились багровые заросли кизила.

      – Ну вот, – сказал Прохор, – здесь и жить станем…

      Флаг-офицер Дмитрий Сенявин упрекнул его:

      – На што, маеор, сопляков своих привез?

      – Сироточки.