Спасибо одиночеству (сборник). Николай Гайдук
Читать онлайн книгу.
в районе Таврического продолжались, примерно, с неделю и закончились тем, что однажды Полынцев, необычайно взволнованный, будто заболевший лихорадкой, пришёл в ближайшее отделение милицию и добровольно сдался.
– Мне отмщение, и аз воздам!.. И где тут свет, а где Потёмкин – я не пойму! – сбивчиво бубнил он, криво улыбаясь и протягивая руки – словно за подачкой – за наручниками.
В следственном изоляторе – в Крестах – его продержали недолго, потому что судили в особом порядке: он полностью признавал вину.
Глава 24
Русская земля как будто испокон веков – ужасно густо, плотно, непролазно – опутана ржавой паутиной колючей проволоки. Особенно густо и щедро – десятками и даже сотнями километров – колючка была протянута по землям бесчисленных советских лагерей. И вот эта картина – сплошное торжество колючей проволоки в родном отечестве – так сильно, так больно застряла в генной памяти трёх-четырёх поколений, что теперь многие русские люди с уверенностью могут говорить: «Колючка – это наше изобретение!» Однако же нет, извините. Русский характер не напрасно всё-таки называли широким, размашистым; было в нём, было что-то от вольного ветра, от буйства половодья, от молодости молний, разметавшихся по весенним степям и полям. И невозможно представить, чтобы этот вольный синеглазый ветер сам себе сотворил бы колючую клетку. И никак нельзя вообразить половодье, ограниченное проволокой; облака и тучи, для которых устроен специальный узкий коридор, унизанный рукотворно-хитрыми шипами, не позволяющими свободно пройти туда, где зацветает кровавая роза вечерней или утренней зари. Нет, господа, извините, вольнолюбивый славянский характер не вяжется с изобретением колючей проволоки, похожей на свирепую клыкастую собаку, молчаливо и преданно день и ночь торчащую на страже.
Вот об этом он и говорил – Папа Карлович, осуждённый под номером 375/14. Хорошо он умел говорить – уши греть на морозной делянке.
Зимнее солнце почти неподвижно стояло в желтоватом студёном ореоле, точно примёрзло над кронами заснеженного лесоповала. В тишине, перелетая с дерева на дерево, пощёлкивали снегири, попискивали синицы, проворные поползни шастали вверх и вниз по вертикальным сосновым стволам. Трудился где-то незримый дятел – дробные звуки рассыпались над головами.
Возле костра, полыхающего на делянке, минут пять или десять приглушенно брякали ложки, миски – казённое варево, слегка дымясь, проворно исчезало в глотках мужиков, одетых в замурзанные телогрейки с белыми порядковыми номерами, нашитыми на груди.
Молодцеватый широкоплечий парняга посмотрел поверх забора, опутанного колючей проволокой.
– Папа Карлович! – заговорил он, поправляя шапку, тоже имевшую порядковый номер, только внутри. – А ты не заливаешь по поводу колючки?
– А мне это зачем? – вопросом на вопрос ответил тот, кого назвали «Папа Карлович». – Сходи в библиотечку и проверь.
– Надо же! – облизывая ложку, удивился широкоплечий. –