Ах, если мученик любви

      Страдает страстью безнадежно,

      Хоть грустно жить, друзья мои,

      Однако жить еще возможно.

      Но после долгих, долгих лет

      Обнять влюбленную подругу,

      Желаний, слез, тоски предмет,

      И вдруг минутную супругу

      Навек утратить… о друзья,

      Конечно лучше б умер я!

      Однако жив Руслан несчастный.

      Но что сказал великий князь?

      Сраженный вдруг молвой ужасной,

      На зятя гневом распалясь,

      Его и двор он созывает:

      «Где, где Людмила?» – вопрошает

      С ужасным, пламенным челом.

      Руслан не слышит. «Дети, други!

      Я помню прежние заслуги:

      О, сжальтесь вы над стариком!

      Скажите, кто из вас согласен

      Скакать за дочерью моей?

      Чей подвиг будет не напрасен,

      Тому – терзайся, плачь, злодей!

      Не мог сберечь жены своей! —

      Тому я дам ее в супруги

      С полцарством прадедов моих.

      Кто ж вызовется, дети, други?..»

      «Я!» – молвил горестный жених.

      «Я! Я!» – воскликнули с Рогдаем

      Фарлаф и радостный Ратмир:

      «Сейчас коней своих седлаем;

      Мы рады весь изъездить мир.

      Отец наш, не продлим разлуки;

      Не бойся: едем за княжной».

      И с благодарностью немой

      В слезах к ним простирает руки

      Старик, измученный тоской.

      Все четверо выходят вместе;

      Руслан уныньем как убит;

      Мысль о потерянной невесте

      Его терзает и мертвит.

      Садятся на коней ретивых;

      Вдоль берегов Днепра счастливых

      Летят в клубящейся пыли;

      Уже скрываются вдали;

      Уж всадников не видно боле…

      Но долго всё еще глядит

      Великий князь в пустое поле

      И думой им вослед летит.

      Руслан томился молчаливо,

      И смысл и память потеряв.

      Через плечо глядя спесиво

      И важно подбочась, Фарлаф,

      Надувшись, ехал за Русланом.

      Он говорит: «Насилу я

      На волю вырвался, друзья!

      Ну, скоро ль встречусь с великаном?

      Уж то-то крови будет течь,

      Уж то-то жертв любви ревнивой!

      Повеселись, мой верный меч,

      Повеселись, мой конь ретивый!»

      Хазарский хан, в уме своем

      Уже Людмилу обнимая,

      Едва не пляшет над седлом;

      В нем кровь играет молодая,

      Огня надежды полон взор:

      То скачет он во весь опор,

      То дразнит бегуна лихого,

      Кружит, подъемлет на дыбы

      Иль дерзко мчит на холмы снова.

      Рогдай угрюм, молчит – ни слова…

      Страшась неведомой судьбы

      И мучась ревностью напрасной,

      Всех больше беспокоен он,

      И часто взор его ужасный

      На князя мрачно