Темное небо, затяжной мелкий дождь. Свет над жилым районом замарал небо над крышами метров на тридцать. Было безветренно, и туманный купол из освещенных капель висел над Юрсхольмом.

      Прямо возле светлой воды Ерманиавикена располагалась большая вилла.

      Только что в дом вошла молодая женщина – осторожно, как животное, по лакированному паркету, по персидскому ковру.

      Женщину звали София Стефанссон.

      Беспокойство заставило ее подмечать каждую мелочь.

      На подлокотнике дивана лежит черный пульт. Кто-то обмотал его скотчем, чтобы удержать крышку на месте. На столе – размытые круги от стаканов. К бахроме большого ковра пристал старый пластырь.

      Пол позади Софии скрипнул, словно кто-то крался за ней через всю комнату.

      На высоких каблуках и мускулистых икрах девушки виднелись брызги после мокрых ступенек. Ноги у нее все еще были тренированные, хотя она покончила с футболом два года назад.

      В руке София незаметно сжимала баллончик со слезоточивым газом – из-за ожидавшего ее мужчины. Она еще раз повторила себе, что эта ситуация – ее выбор, что она все контролирует, что она сама захотела оказаться здесь.

      Мужчина, который открыл ей дверь, теперь стоял возле кресла и откровенно рассматривал ее.

      Лицо Софии с правильными чертами еще не потеряло подростковой округлости. На ней было голубое платье, открывавшее плечи. От выреза вниз спускались мелкие, обтянутые тканью пуговки. Золотое сердечко на цепочке покачивалось в ямке между ключиц из-за подскочившего пульса.

      Она знала, что может извиниться и сказать, что неважно себя чувствует, что ей надо вернуться домой. Он, возможно, рассердится, но примет оправдание.

      Мужчина возле кресла смотрел на нее скорбно-голодным взглядом, отчего Софию замутило от страха.

      Она вдруг сообразила, что уже видела этого человека. Кажется, какой-то крупный управленец или папа бывшего одноклассника.

      София остановилась, немного не дойдя до мужчины, улыбаясь и чувствуя, как колотится сердце. Она не станет приближаться – сначала надо понаблюдать за интонациями и движениями.

      Рука мужчины, сжимавшая спинку кресла, не казалась склонной к насилию. Ногти ухоженные, плоское обручальное кольцо поцарапано – он уже давно в браке.

      – Красивый дом, – заметила София и отвела блестящую прядь от лица.

      – Спасибо. – Хозяин разжал пальцы.

      Вряд ли старше пятидесяти, он двигался тяжко-угрюмо, словно старик в старом доме.

      – Ты приехала на такси? – Он тяжело сглотнул.

      – Да.

      Снова молчание. В соседней комнате часы с маятником нежно пробили два раза.

      Шафранно-красная пыльца беззвучно осыпалась из распустившейся лилии в вазе.

      София довольно рано поняла, что ей хорошо в ситуациях, связанных с сексом. Ей льстило внимание, нравилось ощущение избранности, но она ни в кого не влюблялась.

      – Мы не встречались раньше? – спросила она.

      – Я бы не забыл такую встречу. – Мужчина безрадостно улыбнулся.

      Его жидкие, поседевшие светлые волосы были зачесаны назад. Расслабленное лицо слегка блестело, по лбу протянулась скорбная морщина.

      – Коллекционируете картины? – спросила София, кивнув на стену.

      – Я интересуюсь живописью.

      Светлые глаза смотрели на Софию через очки в роговой оправе. Она отвернулась, сунула газовый баллончик в сумочку и шагнула к большой картине в золоченой раме.

      Мужчина последовал за ней, встал слишком близко, засопел. София дернулась, когда он поднял правую руку, чтобы указать на холст.

      – Девятнадцатый век… Карл Густав Хелльквист, – проговорил он, словно профессор на лекции. – Умер молодым, жил тяжело,